И. Л. Горемыкин, со своей стороны, заявил: «Должен сказать Совету министров, что все попытки отговорить Государя будут все равно без результатов. Его убеждение сложилось давно. Он не раз говорил мне, что никогда не простит себе, что во время японской войны Он не стал во главе действующей армии. По его словам, долг Царского служения повелевает Монарху быть в момент опасности вместе с войском, деля и радость, и горе… Когда на фронте почти катастрофа, Его Величество считает священной обязанностью Русского Царя быть среди войска и с ним либо победить, либо погибнуть… Решение это непоколебимо. Никакие влияния тут не при чем. Все толки об этом – вздор, с которым правительству нечего считаться».

И. Л. Горемыкин оказался прав; все обращения отдельных министров, председателя Гос. думы, наконец – коллективное письмо всех министров, за исключением премьера и министра юстиции А. А. Хвостова – не могли поколебать решения, сознательно принятого государем. Все эти шаги только показали государю, на кого из своих сотрудников он может безусловно положиться, а на кого только условно.

21 августа, накануне отъезда государя в Ставку, министры еще раз обратились к нему, на этот раз с письменным заявлением, повторяя просьбу не увольнять великого князя и указывая на свое «коренное разномыслие» с председателем Совета министров. «В таких условиях, – заканчивалось это письмо, – мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине».

И. Л. Горемыкин, со своей стороны, сказал: «Я не препятствую Вашему отдельному выступлению… В моей совести Государь Император – помазанник Божий, носитель верховной власти. Он олицетворяет Собою Россию. Ему 47 лет. Он царствует и распоряжается судьбами русского народа не со вчерашнего дня. Когда воля такого человека определилась и путь действий принят, верноподданные должны подчиняться, каковы бы ни были последствия. А там дальше – Божия воля. Так я думаю и в этом сознании умру».

22 августа состоялось торжественное открытие особых совещаний – новых совещательных учреждений, с участием выборных от обеих палат и от общественных организаций, под председательством соответственных министров, которые должны были обсуждать вопросы, связанные с ведением войны.

Совещание открыл сам государь. Он выразил уверенность в том, что все участники совещаний будут дружно работать на победу России.

«Оставим на время заботы о всем прочем, хотя бы и важном, государственном, но не насущном для настоящей минуты, – говорил государь. – Ничто не должно отвлекать мысли, волю и силы от единой теперь цели – прогнать врага из наших пределов».

В тот же день, 22 августа, государь выехал в Ставку, которая незадолго перед тем была перенесена из Барановичей в Могилев-Губернский, чтобы принять на себя командование всеми вооруженными силами России.

Глава девятнадцатая

Положение на фронте в августе 1915 г. Циммервальдская конференция. Образование прогрессивного блока. Атака против власти и закрытие думской сессии; московские съезды.

Улучшение на фронте. Положение тыла: рост цен. Отставка министров, стоявших за уступки. Монархический съезд. Австро-германский поход на Сербию. Рост циммервальдских настроений.

Вопрос о судьбе Думы. Отставка Горемыкина. Штюрмер и политика благожелательства. Государь в Таврическом дворце (9.II.1916). Общественные организации. Отставка А. Н. Хвостова и распутинская легенда; ее истинное значение. Арест Сухомлинова.

Согласование деятельности союзников. Угроза Италии. Русская победа на юго-западном фронте («брусиловское» наступление). Русская парламентская делегация за границей; еврейский вопрос и союзники. Отставка Сазонова. Инцидент с Булацелем. Толки о диктатуре.

Выступление Румынии. Возрастающие тяготы войны – продовольственный вопрос; забастовка деревни и товарный голод. Назначение Протопопова и кампания против него.

Достижения за 15 месяцев: на театре военных действий; в области военных снабжений; Мурманская ж. д. Постройка флота. Усиление циммервальдизма; поход «блока» против власти; совещание перед открытием думской сессии.

«Мы узнали, что доблестная наша армия, истекая кровью и потеряв уже свыше 4 000 000 убитыми, ранеными и пленными, не только отступает, но, быть может, будет еще отступать… Со стесненным сердцем узнали мы, Государь, о том, что свыше 1 200 000 русских воинов находится в плену у врага…» – говорилось в записке, составленной в августе 1915 г. военно-морской комиссией Гос. думы.

Данные эти не были преувеличены. В действительности общие потери русской армии к моменту принятия командования государем превышали четыре миллиона воинов; число пленных на самом деле достигало 1 600 000 человек. За четыре месяца отступления, с мая по август, армия теряла убитыми и ранеными около 300 000, а пленными до 200 000 человек в месяц. Несмотря на то что под оружие было призвано с начала войны уже свыше 10 миллионов воинов, действующая армия была менее многочисленной, чем в начале войны; около полутора миллионов, призванных в августе, еще только начинали обучение, и, кроме западного фронта, существовал еще и кавказский.

Но и на эту армию имелось менее миллиона винтовок. Кроме убыли чисто количественной, давало себя знать истребление офицерского состава и огромная убыль в перволинейных кадрах, так беспощадно растраченных в первые полгода, при наступлении, спасшем Францию от германского натиска.

Русский фронт отодвинулся глубоко в пределы России; бои шли на линии Западной Двины, от окрестностей Риги до Двинска; германские армии на северо-западном фронте уже оставляли позади себя преграду Беловежской пущи и стояли в районе Пинских болот. К югу от них австро-германские войска, пройдя царство Польское, проникли глубоко в пределы Волыни и оттеснили русскую армию в Галиции почти до государственной границы.

Следя по карте за движением противника, русские граждане уже высчитывали расстояние от фронта до столиц; уже назначена была комиссия по эвакуации Киева, и в Совете министров обсуждался вопрос, следует ли увозить с собою мощи и другие святыни из Киево-Печерской лавры. «Псков, древний Псков укрепляется на скорую руку, кое-как, впопыхах, при общем беспорядке и сумятице», – говорилось в упомянутой записке думской военно-морской комиссии.

Трудное наследие доставалось государю, когда он прибыл в Ставку 23 августа. «Сего числа, – гласил его приказ, – я принял на себя предводительство всеми сухопутными и морскими силами, находящимися на театре военных действий. С твердой верой в помощь Божью и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской».

Своим ближайшим помощником – начальником штаба – государь избрал ген. М. В. Алексеева; фронт был разделен на три части (вместо двух). Северным фронтом (на Двине) командовал ген. Рузский; западным (от Двинска до Пинских болот) – ген. Эверт; на юго-западном фронте остался ген. Н. И. Иванов. Великий князь Николай Николаевич, назначенный наместником на Кавказ, отбыл в Крым на отдых после изнурительной, более чем годовой, непрерывной работы в Ставке.

Государь хотел все усилия сосредоточить на