Шрифт:
Закладка:
— Да круглая язва желудка у вас. Но это ничего, можно поправиться, — во-первых, будете лежать в постели, во-вторых, я вам порошки дам.
— Стоит ли, доктор, — молвил Пузырев, — не тратьте ваших уважаемых лекарств на умирающего слесаря, они пригодятся живым... Плюньте на Пузырева, он уже наполовину в гробу...
«Вот убивается парень!» — подумал жалостливый Порошков и накапал Пузыреву валерианки.
* * *
На круглой язве желудка Пузырев заработал 18 р. 79 к., освобождение от занятий и порошки. Порошки Пузырев выбросил в клозет, а 18 р. 79 к. использовал таким образом: 79 копеек дал Марье на хозяйство, а 18 рублей пропил...
* * *
— Денег нету опять, дорогая Марья, — говорил Пузырев, — накапай-ка ты мне зубровки в глаза...
В тот же день на приеме у доктора Каплина появился Пузырев с завязанными глазами. Двое санитаров вели его под руки, как архиерея. Пузырев рыдал и говорил:
— Прощай, прощай, белый свет! Пропали мои глазыньки от занятий у станка...
— Черт вас знает! — говорил доктор Каплин, — я такого злого воспаления в жизнь свою не видал. Отчего это у вас?
— Это у меня, вероятно, наследственное, дорогой доктор, — заметил рыдающий Пузырев.
* * *
На воспалении глаз Пузырев сделал чистых 22 рубля и очки в черепаховой оправе.
Черепаховую оправу Пузырев продал на толкучке, а 22 рубля распределил таким образом: 2 рубля дал Марье, потом полтора рубля взял обратно, сказавши, что отдаст их вечером, и эти полтора и остальные двадцать пропил.
* * *
Неизвестно где гениальный Пузырев спер пять порошков кофеину и все эти пять порошков слопал сразу, отчего сердце у него стало прыгать, как лягушка. На носилках Пузырева привезли в амбулаторию к докторше Микстуриной, и докторша ахнула.
— У вас такой порок сердца, — говорила Микстурина, только что кончившая университет, — что вас бы в Москву в клинику следовало свезти, там бы вас студенты на части разорвали. Прямо даже обидно, что такой порок даром пропадает!
* * *
Порочный Пузырев получил 48 р. и ездил на две недели в Кисловодск. 48 рублей он распределил таким образом: 8 рублей дал Марье, а остальные сорок истратил на знакомство с какой-то неизвестной блондинкой, которая попалась ему в поезде возле Минеральных Вод.
«...Чем мне теперь заболеть, уж я и ума не приложу, — говорит сам себе Пузырев, — не иначе как придется мне захворать громаднейшим нарывом на ноге».
Нарывом Пузырев заболел за тридцать копеек. Он пошел и купил на эти 30 копеек скипидару в аптеке. Затем у знакомого бухгалтера он взял напрокат шприц, которым впрыскивают мышьяк, и при помощи этого шприца впрыснул себе скипидар в ногу. Получилась такая штука, что Пузырев даже сам взвыл.
«Ну теперича мы на этом нарыве рублей 50 возьмем у этих оболтусов докторов», — думал Пузырев, ковыляя в больницу.
Но произошло несчастье.
В больнице сидела комиссия, и во главе нее сидел какой-то мрачный и несимпатичный в золотых очках.
— Гм, — сказал несимпатичный и просверлил Пузырева взглядом сквозь золотые обручи, — нарыв, говоришь? Так... Снимай штаны!
Пузырев снял штаны и не успел оглянуться, как ему вскрыли нарыв.
— Гм! — сказал несимпатичный. — Так это скипидар у тебя, стало быть, в нарыве? Как же он туда попал, объясни мне, любезный слесарь?..
— Не могу знать, — ответил Пузырев, чувствуя, что под ним разверзается бездна.
— А я могу! — сказали несимпатичные золотые очки.
— Не погубите, гражданин доктор, — сказал Пузырев и зарыдал неподдельными слезами без всякого воспаления.
* * *
Но его все-таки погубили.
И так ему и надо.
Чемпион мира. Фантазия в прозе
Прения у нас на съезде были горячие. УДР в заключительном слове обозвал своих оппонентов обормотами...
Зал дышал, каждая душа напряглась, как струна. Участковый съезд шел на всех парусах. На эстраде стоял Удэер и щелкал, как соловей весной в роще:
— Дорогие товарищи! Подводя итоги моего краткого четырехчасового доклада, я должен сказать, положа руку на сердце... — (Тут Удэер приложил руку к жилетке и сделал руладу голосом.) — ...что работа на участке у нас выполнена на... 115 процентов!
— Ого! — сказал бас на галерке.
— Я полагаю... (и трель прозвучала в горле у Удэера) ...что и прений по докладу быть не может. Чего, в самом деле, преть понапрасну? Я кончил!
— Бис, — сказал бас на галерке, и зал моментально засморкался и закашлялся.
— Есть желающие высказаться по докладу? — вежливым голосом спросил председатель.
— Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я!
— Виноват, не сразу, товарищи... Зайчиков?.. Так! Пеленкин?.. Сейчас, сию секунду, всех запишем, сию минуту!..
— Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я!
— Эге, — молвил председатель, приятно улыбаясь, — работа кипит, как говорится. Отлично, отлично. Кто еще желает?
— Меня запиши — Карнаухов!
— Всех запишем!
— Это что же... Они по поводу моего доклада разговаривать желают? — спросил Удэер и обидчиво скривил рот.
— Надо полагать, — ответил председатель.
— Ин-те-рес-но. О-чень, очень интересно, что такое они могут выговорить, — сказал, багровея, Удэер, — чрезвычайно любопытно.
— Слово предоставляется тов. Зайчикову, — продолжал председатель и улыбнулся, как ангел.
— Выскажись, Зайчиков, — поощрил бас.
— Я хотел вот чего сказать, — начал смельчак Зайчиков, — как это такое замороженные платформы с балластом оказались? На какой они предмет? — (Удэер превратился из багрового в лилового.) — Оратор говорит, что все на 115 процентов, между тем такой балласт выгружать нельзя!
— Вы кончили? — спросил председатель, довольный оживлением работы.
— Чего ж тут кончать? Что ж мы, зубами будем этот балласт грызть?..
— Бис, бис, Зайчиков! — сказал бас.
— Вы каждому оратору в отдельности желаете возразить или всем вместе? — спросил председатель.
— Я в отдельности, — зловеще улыбнувшись, молвил Удэер, — я каждому в отдельности, хе-хе-хе, скажу.
Он откашлялся, зал утих.
— Прежде чем ответить на вопрос, почему заморожен балласт, зададим себе вопрос, что такое Зайчиков? — задумчиво сказал Удэер.
— Интересно, — подкрепил бас.
— Зайчиков — известный всему участку болван, — звучно заметил Удэер, и зал охнул.
