Второй подполковник:

- А пулемётик то придётся завтра утром вернуть! Иначе, у меня могут быть очень большие неприятности.

Полковник поставив стакан на стол и накрыв его ладонью - давая этим знать своим собутыльникам, что на сегодня хватит:

- Да, надо что-то решать. И причём срочно! У кого какие предложения будут, товарищи…?

Майор, как самый младший, первым предложил:

- Предлагаю забыть про эту рискованную затею и разъехаться по местам назначения.

Первый подполковник, угрюмо:

- Ничего другого нам не остаётся.

Второй подполковник:

- Согласен. Сказать по правде, нам сегодня ещё очень и очень повезло. Не стоит продолжать дрочить судьбу!

После довольно-таки продолжительного молчания, самолично наливая «посошок» полковник:

- Ну, что ж… Тогда разъезжаемся. До, я надеюсь - скорой, встречи в Гродно, товарищи!».

КОНЕЦ ИНТЕРМЕДИИ.

***

Без дальнейших приключений прибыв домой, вдруг вспомнив про шурина, спрашиваю у обслуги:

- Наш рыбак много рыбы наловил?

Обе домработницы – чьим начальством был родной брат моей Валентина Васильевна, спохватившись, переглянувшись, виновато отвечают:

- Да он ещё не возвращался с рыбалки, товарищ Сталин.

Старший из охранников бывший в тот день на Ближней даче, несколько прояснил ситуацию:

- Павел Васильевич звонил несколько раз с речки, спрашивал про Вас. Ещё до обеда. Затем, перестал.

С чувство лёгкой досады думаю:

«Должно быть после обеда такой клёв пошёл, так рыба дурниной попёрла - что шуряк про меня и забыл…».

Посмотрев на часы:

«…Но ничего! Ещё не вечер».

Естественно, поменяв «прикид» на более привычный и главное – более практичный и соответствующий сезону, весело заявляю во всеуслышание:

- Я на рыбалку! Вернуть неизвестно когда – но обязательно пьяным.

После сегодняшних событий-происшествий, не напиться – просто грех!

Тем более, когда благоверная «на сутках».

Понимающе кивнув, старший спрашивает:

- Что сказать руководящим товарищам, если будут звонить?

Перефразируя Александра III, отвечаю:

- Скажите, что «когда товарищ Сталин удит рыбу, Европа может подождать».

С собой ничего не брал – на месте всё имеется: снасти, наживка и даже водка с закуской. А если чего-то нам с шуряком будет мало (водки, например), то можно позвонить и заказать: полевой телефон - связанный с коммутатором узла связи на Ближней даче, там ещё с января месяца был установлен.

Чуть ли не бегу вприпрыжку, за мной как и полагается – четверо «прикреплённых» из «ближнего круга» охраны. «Дальний круг» - это периметр охраняемой территории. Там высокий – почти пятиметровый забор, хотя и деревянный, регулярные патрули вокруг…

Мышь не проскочит!

Без специального пропуска, разумеется.

В принципе, до места лова недалеко.

Тропинка Пашкой до состояния асфальтного шоссе за зиму была накатана, «бежится» легко. Вот уже берег Сетуни, стоящая на ещё крепком льду большая армейская палатка (в своё время, в неё чуть ли не ЦК Политбюро поместился!) с торчащей трубой блиндажной печи.

Последняя, кстати – опытно-экспериментальная, «конструкции Иллариона Мозга». После опробования Павлом Васильевичем Истоминым в полевых условиях, была принята на вооружение и сейчас готовится к массовому выпуску.

Конечно, на ближайшей войне – на Продолженной советско-финской, нашим бойцам и командирам её не видать…

Но вот к зиме 1941-1941-года, их будет произведено столько - сколько надо. И это будет ещё одни «гвоздём» - вбитом в «крышку гроба» Третьему Рейху.

Дыма из трубы не видно, оно и понятно: днём было солнечно, тепло с крыш капало. К вечеру, конечно, подморозила - но ничего…

Терпимо!

Надеюсь, такая погодка ещё недели две-три постоит – на радость нашим бойцам и командирам в Финляндии. И на горе финским солдатам и офицерам – которые знают как воевать зимой. А вот как воевать во время весенней распутицы…

Навряд ли.

***

С такими мыслями вбегаю в палатку…

Застыв, как в соляной столб обратившись, воплю:

- ПАША!!! Ты что…?!

Скрючившись в позу эмбриона, мой шурин валялся на брезенте, заменяющим пол - весь перепачканный рвотными массами. По протянутой вперёд руке, можно было понять - что он полз-тянулся к стоящему у входа в палатку телефону, но…

Но не дотянулся.

Смердило спиртным, кислым и ещё…

Видимо, он ещё и обделался «по-большому».

- Паша, паша… Ты чего это?! Что с тобой?

Сперва подумал, что в стельку пьян…

Потом вижу всего одна бутылка «Особой московской» пустая. Да и то судя по пятну на брезенте под ней – больше пролитая, чем выпитая. Другая, даже не распечатанная.

Да чтоб моего шурина с поллитры вырубило?!

Да так, чтоб он не только отключился – но и ещё и обрыгался и обосрался?!

Потом наклонившись, увидел в потёмках искажённое от невыносимо-предсмертной боли лицо, вылезшие из орбит выпученные глаза…

Волосы встают дыбом:

- Паша, да ты никак…

Первое же прикосновение к окоченевшему телу подтвердило мелькнувшую догадку: он…

- Он мёртв, товарищ Сталин.

Оборачиваюсь на вслух сказавшего это «прикреплённого», как и трое других, снявших шапки.

Снимаю и, я свою:

- Он мёртв.

Догадка о причинах смерти шурина пришла одновременно, но старший среди четвёрки «ближнего круга», озвучил её первым:

- Судя по всему, это – отравление. И вероятнее всего, хотели отравить именно, Вас товарищ Сталин.

Киваю:

- Именно нас, да…

Пока он докладывал по телефону вышестоящему руководству, как сам не свой взял ведро с уловом – в основном полосатые разнокалиберные окушки и, вылил в лунку:

- Живите!

В тот миг я понял, что никогда больше в жизни не буду больше пить водку и ловить рыбу…

Не смогу!

***

«Предварительное следствие» - по «горячим следам» то есть, было закончено быстро. Уже к утру я знал практически весь расклад.

Отравленную бутылку «Особой московской» - всего одну бутылку, прислали из ресторана «Арагви». Всего одну: вторая бутылка оказалась безвредной… Настолько, насколько может быть безвредным крепкий алкоголь, конечно.

Мда… Судьба, как говорится!

Начни Паша с другой бутылки, так может… Так может, по брезенту в палатке, в собственной блевотине и дерьме – ползали бы мы оба.

Хотя… Яд оказался предназначенным для крыс и прочих грызунов и, если бы «прикреплённые» - вовремя вызвали бы медика, а тот вовремя сделал промывание кишок и желудка, то возможно…

Возможно, мы оба с ним отделались бы лёгким испугом. Сравнительно «лёгким», конечно…

Но что случилось, то случилось.

Следователями из НКГБ было установлено, что двумя неделями раньше куда-то из ресторана «Арагви» уволилась и куда-то пропала официантка. Последнюю так и не нашли, зато быстро вышли на её любовника – Виктора Борисовича Шкловского, достаточно известного (только не мне, конечно) литератора.

Спрашиваю:

- А чем он известен, кстати?

Лично докладывавший мне про обстоятельства дела комиссар госбезопасности 1-го ранга Лев Емельянович Влодзимирский – Начальник «Главного управления безопасности», наморщил лоб:

- Учувствовал в написании книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства, 1931—1934 года»164. 

- И всё?!

- Ещё несколько повестей, рассказов… Просто статей. Больше известен как один из «отцов-основателей» формализма – от которого в начале 30-х годов открестился и, как литературный критик165.

Фыркаю:

- «Отец русского формализма»! Понятно, в общем.

Тот, особенно упираться не стал и признался, что мотивом стал даже не расстрел его брата в 37-м году -