Шрифт:
Закладка:
* * *
Олдосу и Марии Хаксли
Вилла «Миренда»
Понедельник, 2 апреля 1928
Дорогой Олдос,
ужасно благодарен Вам за то, что Вы обратились к Кертису Брауну[551]. Публикация моего романа привела издателей в бешенство. Не стану об этом распространяться, прочтите, что сказал Джонни Кейп, – увидите. Как будто рассудка лишились. Господи, почему?! Можно подумать, что я сторонник откровенных извращений, тогда как на самом деле в моей книге нет ничего, кроме вещей самых естественных. От их психологии мне тошно – не понимаю их. Понимаю одно: струхнули они крепко. Попрошу Кертиса Брауна прислать Вам рукопись, Вы не возражаете? Может быть, Мария ее куда-нибудь припрячет – а когда во Флоренции будут набраны гранки, мы эту рукопись сожжем. Будь они все прокляты! <…> По-вашему, мне придется избавиться от «Джона Томаса»[552], да? Какая жалость! Но изымать его из бланков заказа уже поздно. Я Вам самому первому послал 25 бланков; интересно, куда ж они делись? Чего только не бывает! Биг-Бен[553] запрещает продавать роман в Италии, его изымают у издателей в Англии – очередная история про мышей и весталок!
Они не хотят, чтобы я публиковал «Леди Ч.»: это, мол, не в ваших интересах. «В кои-то веки вы добились высокой репутации, а роман ее подорвет», – уверяют они меня. Поздно! Дело сделано. Вы должны меня поддержать, когда грянет буря. Все бросать за борт, кроме Джона Томаса! Вперед, Джон Томас, вперед! Гип-гип, ура! <…>
* * *
Марии Чемберс[554]
Вилла «Миренда», Скандиччи, Флоренция
24 апреля 1928
<…> Спасибо, что вступились за мой роман. Читаю корректуру – надеюсь дочитать на этой неделе. Нарисовал на обложке феникса, поднимающегося из гнезда в языках пламени. Это мой любимый символ, пошлю Вам его. Наборщик сделал из рисунка печатную форму. Что ж, по-моему, мой роман стоит кое-каких усилий. Думаю, мы с Вами инстинктивно обращаемся к одному и тому же – к жизни скрытой вместо жизни на поверхности. Скрытая жизнь телесна, к ней можно прикоснуться, жизнь же на поверхности – это всего лишь идеи, она бесплотна. Мой роман – попытка войти с человеком в соприкосновение, передать биение скрытой, неявной жизни. <…>
* * *
Леди Оттолайн Моррелл[555]
Вилла «Миренда», Скандиччи, Флоренция
24 мая 1928
<…> Дочитываю последнюю корректуру моего романа, поэтому уже через неделю, думаю, наконец, уедем. Хочется надеяться, книга Вас не шокирует. Вы поймете, к чему я стремился – изобразить полное и естественное сближение мужчины и женщины и возвращение в жизнь чего-то от древнего фаллического сознания, от старой как мир фаллической безмятежности <…>
* * *
Олдосу и Марии Хаксли
Кессельматте 31 июля 1928
<…> Все заказанные экземпляры «Леди Джейн», надо полагать, уже в Англии. От перепуганных книгопродавцев приходят истерические письма: немедленно заберите присланные экземпляры, торговать «Любовником» мы не сможем, отмените наши заказы, не заставляйте нас нарушать закон. В общей сложности нам предстоит забрать 114 экземпляров. Разумеется, эти божьи твари платить не намерены. Ходят слухи, что полиция вот-вот устроит облаву в книжных магазинах; многие рассчитывают, что так оно и будет. Одновременно с этим первая партия экземпляров благополучно доставлена по американским адресам.
Боюсь, что в результате этой эскапады я лишился большинства друзей, но потеря, увы, невелика! Ричард Олдингтон[556] пишет, что получил от романа огромное удовольствие и что он снимает передо мной шляпу. А мне ответить ему нечем – вместо шляпы у меня на голове шутовской колпак, его не снимешь. Молодой американец мне пишет: «Ох уж эти твои друзья, Лоренцо![557] Ты их узна́ешь по их реакции на твою книгу». Нет, не узнаю – они ведь предпочитают держать язык за зубами <…>
Вижу, как машут своими белоснежными крылышками, возносясь к небесам, наши бедные, незапятнанные друзья. Но путь к небесам тернист, одним прыжком до них не допрыгнешь, и отметил это обстоятельство не кто-нибудь, а американец[558].
Чувствую, что от меня мало что осталось. То же, что осталось, шлет вам обоим свой пасхальный поцелуй и не теряет надежды, что и на нашей улице будет праздник.
* * *
Мейбл Додж Луган[559]
Кессельматте (Берн), Швейцария
9 августа 1928
Дорогая Мейбл,
рад, что Вы получили «Леди Ч.» и что книга Вам понравилась. Меня волнует судьба еще примерно 200 отправленных в Америку экземпляров, поскольку от нескольких адресатов я получил телеграмму: «Не посылайте». В Англию роман тоже попал, правда, в Лондоне поднялся огромный переполох: говорят, полиции приказано за ним охотиться. Пока, впрочем, ничего еще не произошло, и, если никто не поднимет шум, может статься, и не произойдет. Но большинство книгу, похоже, возненавидели, некоторые книгопродавцы вернули свои экземпляры – вообще, вокруг романа суеты и криков хватает, отчего лицемерие и ложная стыдливость вызывают у меня еще большее отвращение. Да и люди как таковые – тоже.
Собираемся пробыть здесь до конца сентября – и пробудем, если мне и впрямь станет лучше. Дай-то Бог! Мне надо будет поехать в Лондон, где в октябре открывается выставка моих картин; может, поеду, а может, нет. Здесь я немного рисую или слоняюсь без дела среди деревьев. Не самые лучшие годы для нас для всех. Будем надеяться, что выстоим и себя не потеряем. Poveri noi![560] А вот погода превосходная.
Пойду разыскивать очки – куда-то делись сегодня утром. Надеюсь, Вы в добром здравии.
Всем поклон.
* * *
Альфреду Штиглицу[561]
Кессельматте (Берн), Швейцария
15 августа 1928
Дорогой Штиглиц,
огромное спасибо, что послали телеграмму во Флоренцию. Рад, что «Леди Ч.» Вам понравилась. На очень многих