Шрифт:
Закладка:
Мысли возникали охотно, и программа обеда быстро приобретала реальные очертания...
То, что Вера где-то задерживалась, его, похоже, не очень беспокоило.
Наверное, что-то в их семье было не так.
* * *
Было не так. И уже достаточно давно. Пожалуй, состояние отношений Карского с Верой можно охарактеризовать вот как: они потеряли друг друга, а может, вовсе и не находили. И если первые годы их семейной жизни это как-то не замечалось – когда рождаются дети, чувства к ним поначалу подавляют все остальное, – то по мере того, как дети росли, становилось все яснее, что, кроме них, у супругов очень мало общего. В желаниях, в интересах, в кругозоре... Если бы им пришлось все эти годы бороться за свое существование, может, времени, да и сил тоже на анализ семейных отношений недоставало бы; но жизнь была обеспеченной для каждого – и постепенно отчуждение росло; словно третий лишний, оно с некоторых пор всегда существовало рядом с ними – днем и ночью.
Не было между ними не только скандалов, но даже сколько-нибудь серьезных объяснений на семейные темы. Однако когда дети ушли, в жилище Карских неожиданно воцарилась глухая тишина; оказалось вдруг, что все последние годы он и она общались только с детьми – или через них. А когда остались наедине, общение прекратилось. Обходились лишь редкими, самыми необходимыми в быту словами.
Потому, вероятно, что Карский – еще даже до начала его гурманских увлечений – в мыслях всегда находился где-то очень далеко отсюда: то в прошлом, то – куда чаще – в несостоявшемся будущем; достаточно мощный интеллект его был издавна ориентирован в строго определенном направлении и в этом направлении и продолжал работать, хотя смысла уже никакого не было. Он старался даже не угадать, а вычислить, что за минувшие годы произошло в Федерации, а что могло случиться, но не случилось, какие могли возникнуть непредвиденные обстоятельства и события из тех, что вдруг круто меняют ход истории; ничто иное его, по сути, не интересовало, потому что здесь, на «Ките», событий не было, политики не было, да и самой истории не было – такой, какою он ее понимал. Не считать же политикой отношения с собственными детьми, валявшими дурака, как это всем свойственно в переходном возрасте, с их королевством и смешными ритуалами. Все дети играют в сказки, а повзрослев, начинают жить нормально. Что же касается Веры, то Карский скорее всего по-прежнему любил ее – настолько, насколько был способен; но профессиональный политик, да еще высокого ранга, никогда не будет нацелен на семью: она для него – не более, чем обстоятельство жизни, но никак не смысл ее и не цель. Кроме того, он – по разнице возрастов, наверное – и к Вере относился почти так же, как к детям. Чувственная же сторона жизни для него никогда не играла серьезной роли. Нельзя сказать, что он никак не пытался вовлечь молодую женщину в круг своих интересов; а когда попытки не увенчались успехом, перестал об этом думать и предоставил ей самой отыскивать смысл ее существования.
Что же касается Веры, то политика во всех ее видах и поворотах ее никогда не интересовала, потому что соприкасаться с нею девушке никогда не приходилось. Она была молода, и жизнь, какую она для себя хотела и ожидала, в ее воображении походила на праздник, где можно горячо и самозабвенно любить, много ездить, общаться с новыми людьми, веселиться, танцевать; много чего виделось ей, хотя и как-то размыто: паруса, самолеты, девственные леса, острова в океане, звенящие оркестры... А может, и театральная сцена, или экран, или... Размыто все это было потому, что ничего такого она в жизни не видала, родная планета ее была весьма скромной – и по уровню тамошнего бытия, и по своей биологии и географии; оттого она и пошла на корабли, как правильно угадал Карачаров еще восемнадцать лет тому назад.
Привело же это, в конечном итоге, к тому, что не было ни островов, ни оркестров – вообще ничего, ничего. Реализовался лишь высокопоставленный муж – но что от этого здесь толку? Человеком же он оказался скучным, замкнутым, и женщины – она, в частности, – значили для него очень немногое. Что еще оставалось? Общение? Общаться бывало интересно с детьми – но теперь они этого не хотели. Да и со временем понимать друг друга почти перестали. Составлять с мужем новые рецепты кушаний? Но как раз к еде она всегда относилась сдержанно, спокойно: таким было анторианское воспитание.
И с недавних пор она пришла к выводу, что единственным, что могло бы хоть как-то скрасить унылое существование на краю света, было увлечься кем-нибудь, закрутить лихой роман, грубо говоря – завести любовника. Только эта возможность и сохранилась у нее из того карнавального многообразия, о котором мечталось в юности.
Это, конечно, могло привести к осложнениям в жизни. Однако Вера и на это соглашалась. Пусть скандалы, пусть что угодно – но то будут настоящие, горячие, человеческие чувства. Может, хоть тогда расшевелится сонное царство, где пришлось обитать.
Сонное царство, в котором ей уготована роль спящей принцессы. Но она проснулась прежде, чем ее поцеловали; значит – следовало самой взять этот поцелуй.
Но все же жило в ней, видимо, некоторое опасение уж очень большого скандала. Так что увлекаться кем-то из женатых для начала вряд ли стоило. То есть выбирать приходилось между Истоминым и Карачаровым. Все прочие были заняты. Хотя в будущем – как знать...
Сперва Вера склонилась было к кандидатуре физика. Потому, наверное, что он выказывал ей внимание еще в самом начале знакомства – накануне прибытия на Землю.
Но, поразмыслив, решила, что это не лучший выход. И потому, что Карачаров – по ее представлениям – был так же погружен в
