- Слушай, ну хоть медика какого оставь! Где мы сейчас других здесь найдем!

- Ладно, одного дам, кого - начмед скажет, а больше - ничем не могу. Я своих с оцепления и с зачистки сейчас снимать буду, с минуты на минуту команду жду - под Брест двигать будем, там немцам знатный котел устроили, так что давайте - берите все в свои руки.

- Где жандармы-то сейчас?

- Далеко уводить не стали - на первый этаж в трибуну загнали, там спортзал есть, раком вдоль стен расставили - так и стоят.

- Лады! Ну, бывай, Дима, успехов!

- И вам счастливо, мужики, - как раз в этот момент из КШМ вылетел боец с криком "товарищ полковник, командующий на связи!"

Романенко бросил окурок на землю, не забыв растереть его каблуком, и, крикнув на ходу "До встречи после победы", скрылся в чреве КШМ, а мы отправились на поиски начмеда.

Начмед дал нам доктора. Ну как - доктора? Пиджака, только из Минского меда. На тебе боже, что нам негоже. Его тоже понять можно - не отдавать же реального спеца заезжим варягам для их формалистики, ну а нам сойдет - лишь бы в протокол записать специалиста. Озадачив Старого поиском экспертов через белорусский Комитет, организовав из студентов группу по приемке свежепоступающих жандармов - парочку, на наше удивление, уже привела группа джигитов, и, организовав из киргизских солдат кольцо оцепления вокруг стадиона мы, дожидаясь, пока врачи закончат с ранеными, отправились, взяв нашего лингвиста, посмотреть на немцев. Пока - только посмотреть.

Немцы - человек около пятидесяти - стояли, уперевшись в стены руками и широко расставив ноги, вдоль трех из четырех стен спортзала. На полу лежало еще около десятка, их как раз осматривал уже знакомый нам казахский майор медслужбы, бубня себе под нос что-то явно нецензурное. По-моему, он скорее с удовольствием бы их пристрелил, но - клятва Гиппократа, куда денешься. Закончив осмотр, он подошел к нам:

- Пятеро - тяжелые, я их забираю. Остальные - симулянты, сейчас их перевяжут и они в вашем распоряжении.

- Много раненых было?

- Около трехсот человек. В основном - с пулевыми, говорят, что когда наши на штурм пошли утром, охрана без предупреждения огонь с вышек открыла, прямо по спящим. Еще человек двести - больные, люди по пять суток без воды были. Мы сейчас всех эвакуировали, кого - в райбольницу, кого - в поликлиники, кого - в госпитали. Черт, во время боя столько народу не теряем. Сам бы сейчас этих подонков - кивнул он в сторону стоящих в прибалтийской позе "раковичуса" жандармов - кончил, и рука бы не дрогнула.

- Не переживайте, доктор, они свое получат. Погибших сколько?

- Точных данных по погибшим пока нет, на поле - около полутора сотен, но до сегодняшнего дня, говорят, людей забирали - и не возвращали, десятками уводили. Сюда заведут с поля - и все, больше их никто не видел. Что, как, куда - никто не знает.

- Разберемся.

- Все, ребята, я пошел - доктор дождался, пока заберут тяжелораненых жандармов и двинул дальше, по своим медицинским делам. Навстречу ему, с вытаращенными глазами, залетел Старый.

- Там, там в парке... Где эти мрази?! - он на ходу передернул затвор АКСУ.

Мы успели его остановить.

Оказалось, что Старый, вместе с тремя своими бойцами, решил поучаствовать в прочесывании парка. Направившись к реке по дорожке, они отошли от стадиона метров на пятьсот, когда один из студентов заметил свежую колею, сворачивавшую вглубь парка. Старый решил, что этот след нужно проверить, и группа, рассредоточившись, стала медленно пробираться вдоль оставленных автомашинами следов. Через несколько минут ходьбы местность пошла вниз, закончившись глубоким оврагом. На дне оврага лежали тела расстрелянных - они даже не были засыпаны землей. Часть покойников была в одежде, часть - полностью раздета, причем раздетыми были в основном молодые мужчины. Сколько людей нашло там свою смерть - Саня сказать не мог, оставив двух бойцов, он бегом направился к нам. Стало понятным, почему никто не мог сказать, что случилось с людьми, которых жандармы уводили в подтрибунное помещение - их увозили в такое место, которое, с одной стороны, было расположено недалеко от "лагеря", а с другой - густая растительность парка и низина скрывали звуки выстрелов. Часть людей со стадиона пришлось направить к оврагу - местность следовало оцепить, чтобы не нарушить картину событий. Тем временем в нескольких комнатах административного крыла здания стадиона нам с горем пополам оборудовали рабочие места. Андрей вместе с медиком отправился писать протоколы осмотра трупов, опера занялись осмотром изъятого у немцев оружия - к счастью, его догадались сложить отдельно, и это произошло случайно - но так или иначе, у нас оказалась большая часть карабинов и пистолетов, которыми были вооружены жандармы. Номера оружия с истинно немецкой тщательностью были занесены в зольдбухи, и это должно было нам помочь в выявлении тех, кто лично убивал людей в овраге.

Я, взяв нашего переводчика - того самого лингвиста, который помогал нам еще в Ганцевичах - начал беседовать с командиром жандармской роты, обер-лейтенантом Гансом Зейбертом. Немец, по-моему, не видел в том, что сделали его подчиненные, ничего предосудительного - как же, они выполняли приказ. Первая мысль - построить беседу в форме вопрос-ответ, быстро отпала - проще было записывать рассказ немца в виде свободного изложения. Вместе со мной остался и Саня - он уже успел немного успокоиться, прийти в себя и сам предложил свою помощь в ведении протокола, а точнее - в записи рассказа немца. И вот что у нас получилось:

Выдержка из протокола допроса обер-лейтенанта Карла Зейберта, командира 907-й роты фельджандармерии.

"Я родился в городе Потсдам в 1913 году, в семье отставного военного. После окончания гимназии в 1931 году поступил в Берлинский университет, который закончил в 1936. Во время учебы в университете вступил в НСДАП. По окончании университета поступил на службу в криминальную полицию города Дрезден, где и работал до начала войны. В сентябре 1939 года был призван в Вермахт, в фельджандармерию. После прохождения курсов подготовки в чине обер-фенриха участвовал в операции в Бельгии, где был ранен. По излечении