Шрифт:
Закладка:
5. Но были в обществе и иные настроения, и иная реакция на приход и первые действия Андропова:
— КГБ берет реванш за то, что было сделано в отношении Берии; он окончательно поставил под свой контроль партию и открыто берет всю полноту власти в стране;
— вместо «размазни-сталиниста» Брежнева приходит «сталинист» убежденный, компетентный, дееспособный (и меры по «наведению порядка» убеждали в этом);
— страна стоит на пороге новой массовой инквизиции. Преследования диссидентов — не «тормозной путь» машины сталинских репрессий, а репетиция грядущей интеллектуальной, идеологической инквизиции.
Не берусь судить, насколько распространены и обоснованы политически были тогда подобные настроения. Но они были, притом и в центре, и на периферии. И по-своему тоже дополняют портрет как Андропова, так и общества.
6. Коль скоро поставлен вопрос о политическом портрете, никуда не уйти от вопроса: была ли, есть ли правая альтернатива перестройке?
Попытка выехать только за счет большей жесткости и требовательности, наведения по-казарменному понятого порядка — что, собственно, и начал реально делать Андропов и за рамки чего он не вышел ни практически, ни, на мой взгляд, интеллектуально.
«Дальнейшее совершенствование развитого социализма», то есть более или менее широкий круг оправданных, целесообразных, но в общем-то частных мер некардинального характера. В сочетании с попытками первого рода или же без них.
Некий либерализм, идущий и теоретически, и практически, во всех или многих отношениях, дальше такого «совершенствования», но все же не осмеливающийся сам, по собственной инициативе и ответственности, дойти до идей перестройки, как мы ее знаем ныне.
Первое было бы реакцией, второе — консерватизмом, третье — либеральным консерватизмом. Но все эти варианты были в принципе возможны после Брежнева. Не сняты они и сегодня. Легенда об Андропове укрепляет их шансы, причем делает это при помощи иррационального, некритического, отдавая фактический приоритет эмоциям и предрасположенностям, а не трезвому политическому анализу. Право автора делать любые допущения и выводы, но хотелось бы, чтобы это были все же выводы, на худой конец декларация своих позиций и убеждений.
7. Для политического портрета в рукописи отсутствуют совершенно необходимые вещи. С кем и против кого мог бы быть Андропов-лидер, если бы здоровье позволило ему полноценно руководить хотя бы 4–5 лет? На кого он стал бы опираться и лично, и в проведении своей политики? Кто — кроме жуликов, конечно, — оказался бы в числе его оппонентов и противников? Как его идеи и подходы соотносились бы с теми идеями, что уже заявили о себе к этому времени и в нашем обществе, и в мире: в соцсодружестве, Китае, комдвижении, на Западе, в развивающихся странах?
И если по всем этим вопросам мы не можем сказать сегодня ничего определенного просто потому, что нет для этого фактов, оснований, материалов, — достоверен ли такой политический портрет? Нет ли резона предположить иное: стране нашей необыкновенно повезло, что волей судьбы она была избавлена от нескольких лет активного, нажимного правления человека вчерашнего дня? И если такой человек в чисто личном плане чем-то незауряден, ярок, своеобычен, то ведь эти качества делают его как политика еще более опасным в конкретных условиях нашей страны.
Прошу Вас, Рой Александрович, рассматривать эти страницы всего лишь как мою сугубо личную попытку понять то и наше время.
С искренним уважением
11.1.91
А. Яковлев[402]
Надо при этом заметить, что в чекистской среде в ту пору авторитет Андропова был непререкаем, имя его всегда произносили с придыханием, а всякая критика была абсолютно исключена. Конечно, лубянские генералы не могли простить партаппаратчику Яковлеву его подчеркнуто пренебрежительного отношения к шефу.
Короче говоря, по всем признакам подходил Александр Николаевич для того, чтобы записать его в агенты.
Встреча с первой учительницей. Ярославская область. Поселок Красные Ткачи. [Из архива С. Метелицы]
А придя к такому решению, Крючков, похоже, мобилизовал все ресурсы Комитета госбезопасности, включая и свой личный ресурс, а именно — доступ к телу разрабатываемого лица. Он продолжал делать мелкие подарки своему «другу» (от крупных тот бы наверняка отказался, видеокассеты — это так, пустячок, а приятно), не упускал случая поделиться с ним закрытой информацией (например, о настроениях определенных лиц), справлялся о его здоровье и приглашал на грибные вылазки. А за спиной обложил «друга» тотальным контролем.
Скрытые микрофоны были размещены в рабочих помещениях члена Политбюро, его комнате отдыха и, возможно, на его загородной даче. Его телефоны также прослушивались, причем иногда это делалось довольно топорным образом. Так, однажды супруга Яковлева, завершив разговор по домашнему телефону со своей невесткой, стала поправлять шнур и, к своему ужасу, услышала из трубки запись только что завершившейся беседы. Нина Ивановна была настолько шокирована и напугана, что немедленно связалась с мужем, попросила его приехать. Александр Николаевич связался с Крючковым: «Что происходит?» Но Владимир Александрович был не лыком шит. Он на голубом глазу заверил «друга», что ничего подобного быть не может, что негласная прослушка члена Политбюро осуществляется только с личного разрешения генерального секретаря, что он немедленно все проверит и разберется.
Разумеется, никакого дальнейшего продолжения у этой истории не было. Возможно, руководители комитета наказали технического специалиста, допустившего столь грубую накладку. Возможно, приняли меры для того, чтобы тщательно замаскировать слежку.
Знал ли М. С. Горбачев о таком контроле и санкционировал ли он его в отношении Яковлева? На этот вопрос нет точного и однозначного ответа. Однажды Александр Николаевич в присутствии начальника своей охраны стал ворчать:
— Что себе позволяет этот ваш КГБ?
Смирнов ему ответил:
— Александр Николаевич, но ведь КГБ — это всего лишь вооруженный отряд партии. Как партия скажет, так он и будет делать. Ищите причину рядом с вашим кабинетом на Старой площади.
Намек был понятен: по мнению офицера 9-го управления, трусоватый Крючков не решился бы действовать против члена Политбюро без согласия генсека.
Возможно, Крючков затеял свою дьявольскую игру еще в 1987 году — именно тогда по Москве стали гулять отпечатанные типографским способом подметные письма под заголовком «Остановите Яковлева!» В этих листовках прямо говорилось: Яковлев — американский агент, завербованный в период своей стажировки в Колумбийском университете, а будучи послом в Канаде, он был «двойным агентом», поскольку работал одновременно и на нашу, и на американскую разведки. Яковлев