эта необычная встреча. Могло ли быть так, что Козырев прощупывал каждого из них? Да, скорее всего, но тратить время на тех людей, чьи жизни напрямую зависят от его приказов, не совсем целесообразно, особенно без срочной необходимости. Петя и Настя скорее пытались разобраться с настоящим в угоду хоть какому-то понятному грядущему, но все же вместо объединения они встали на разные стороны, словно готовясь к последнему слову перед отходом с игрового поля. С подобными выводами всем им пришлось смириться из-за спешности их принятия по самой неожиданной причине: Клот вышел на связь. На напульсник Козырева пришло срочное уведомление, с небольшим опозданием оно дошло и до Насти. Но он уже вывел голографическое — доступное лишь государственным служащим технология — изображение почти на всю стену допросной, дабы видеть каждую деталь онлайн-трансляции, осветившей это помещение столь сильно, что все трое стали черными пятнами. Крупным планом было изображено лицо Клота, смотрящего прямо в камеру: лицо было покрыто страшными ожогами, большинство волос отсутствовало, а совершенно отрешенные, красные из-за лопнувших капилляров, пугающе безумные глаза и вовсе представили будто бы другого человека. Но под искажениями неизвестного происхождения все равно был виден именно Клот. Броня также отражала изменения владельца: руки по самые плечи словно выжигали огнем, из-за чего некогда ровные с острыми углами пластины чуть ли не облегали тело, представляя фантазии ужасные последствия соприкосновения материала и живой кожи. При этом остальная часть скафандра повторяла узор мятой бумаги.

— Его словно пытали перемолоть, — кратко высказалась Настя чуть ли не шепотом.

А Петя добавил:

— Он просто выжил во время разрушения.

Козырев молчал, вновь став тем самым камнем сосредоточенности силы столь великой, что нахождение рядом вызывало опаску на интуитивном уровне. Хриплый, чуть ли не инородный для человеческого уха голос заявил свою позицию в акушерском отделении больницы Монолита. Громогласность его слов была тут же подтверждена с других камер, персонал спешно доложил о появлении чужака, запрещающего выход или какие-либо попытки обезопасить новорожденных и будущих матерей во всей больнице. Но непосредственная причина угроз гражданского населения в этом ценнейшем месте была оглашена четко и ясно: если Бэккер не явится к нему в течение двух часов, то все крыло будет уничтожено вместе с людьми.

14

Какие-то двадцать минут превратили Монолит в неузнаваемую тюрьму или лагерь, как никогда ярко доказывая невозможность переоценить систему безопасности и службу охраны. Вопрос ведь был не просто в устранении предателя: нельзя было допустить исполнения угрозы, ибо общество, пережившее гибель матерей и детей год назад по вине Пети, вряд ли сможет повторить подвиг, особенно на фоне падения рождаемости и снижения продолжительности жизни у взрослых. Клот и Петя были друзьями, оба с Опуса, обоих знали люди… Монолит же безмолвно кричал, подобный стон тишины ощущался отовсюду. Причем блокировка сети совсем не помогала, казалось, что весь город жив и общается с людьми, делясь сопереживанием и страхом. Странное ощущение, думал Бэккер, пока Козырев выдавал точную, словно прописанную и заранее отрепетированную, речь:

— После обращения он включил устройство глушения всех частот на расстоянии тридцати метров. Мы не можем распознать взрывное устройство, детонатор подключен через провода, реакция от прямого влияния на контакт неизвестна. Мы можем видеть его лишь из дальних камер. Саперы ждут поблизости. Отвлекаешь Клота, они делают дело. Связи с нами не будет, значит, действуешь так долго, как можешь. Там много гражданских, он неспроста выбрал акушерское отделение.

— В смысле, вы не можете распознать устройство? Откуда…

— Все это он мог достать только из лаборатории, часть которой лежит в руинах! Перепись имущества у нас есть, но ничего схожего пока не обнаружено. Очередной пример излишней инициативности, либо, что не исключает первого, данная акция была спланирована. Следовательно, устройство создано в единственном виде, к тому же остается вопрос его внезапного появления в больнице!

На одном мониторе было повторение слов Клота, где он мельком показывает кейс с детонатором, на другом — кадры в реальном времени. Он стоит в коридоре с прозрачными стенами: с одной стороны — пара десятков матерей в положении, а с другой — уже новорожденные в окружении докторов. Сложно было понять отношение Бэккера к происходящему: неподдельное любопытство тонко соприкасалось с серьезной настороженностью. Молча, все время о чем-то задумываясь и тут же переключаясь на иную мысль, Бэккер раскрывался окружающим, и в частности Насте, с новой стороны. Она подошла к нему вплотную и почти прошептала, придавая словам высочайшее значение:

— Там сейчас мой папа — Игнат Нивенст. Я его знаю, он попытается помочь или что-то сделать.

Ее пронзительный взгляд сказал куда больше. Столько любви и страха за родного человека… Бэккера тронула ее искренность. Он кивнул, Настя сказала краткое «спасибо».

Бэккер смотрел на нее и честно признавал зависть, всерьез ценя те ее чувства и мысли за жизнь родителя, чего он сам в адрес своих вряд ли бы испытывал в аналогичной ситуации. А после ее разочарования из-за того, кем он на самом деле предстал, желание доказать свою пользу подало признаки жизни.

— Зачем ему ты? — Вопрос был у всех на уме, но почему-то откладывался, и вот полный переживания и страха Петя ожидал ответа, явно боясь за Клота больше, чем за Бэккера.

— Вот и узнает. — Козырев не оставил никому места для маневра или развития темы.

— Я пойду с ним.

Козырев обернулся к Оскару, приблизился в мертвой тишине и после недолгой зрительный борьбы с заведомо определенным победителем произнес необычно спокойно:

— Клот просил Бэккера. И если собрался спорить со мной, то я сделаю то, что делать не люблю, напомню, как ценю твое желание совершить правильный поступок. Но сейчас это рвение что-то доказать слишком опасно. Бэккером я готов рискнуть, но не потому, что он не мой сын, а потому, что от него нет пользы в обычное время. А от тебя, сын, есть. Я все сказал.

— У меня вопрос! — Бэккер словно хотел помочь разгрузить и без того сложную обстановку. — Это не Осколок ли у него, случаем, в чемодане?! — Он специально прибавил дерзости, но так, чтобы выглядеть чуть наигранно, ставя всем в укор за раннюю ложь, приправляя злобной улыбкой.

— Сейчас это не важно!

Настя вышла вперед Козырева, чуть ли не столкнувшись лбом с Бэккером.

— Если это Осколок, — размышляя, произносил Петя, — то волноваться не стоит. Для его детонации потребуется приличная энергия. В данный кейс еще и реактору не запихаешь.

— Предположение — непозволительная роскошь, — сказал строго Козырев, — А ты, если все пройдет гладко, получишь благодарности