*………*………*

Петербург

11 мая 1751 года

— Нельзя позволять свободу отношений! Богобоязненных и праведных дворян нынче не сыскать! Венценосное семейство тако же в грехах погрязло! Как же так, государыня? — громоподобно вещал митрополит Ростовский и Ярославский Арсений [в реальной истории наиболее оппозиционный к власти иерарх церкви. Отказался приносить клятву Елизавете, резко и активно выступал против секуляризации земель при Екатерине Великой].

— Что же ты, Арсений, ко мне вопрошаешь? Есть обер-прокурор! — Елизавета перевела удар митрополита на Якова Петровича Шаховского.

— Кто еще будет хулу возводить на монаршее семейство? — строго спросил обер-прокурор Шаховский.

Это был человек железного характера, порой жестко проводящий политику императрицы в Синоде. Государыня еще до начала заседания дала позволение выговорится всем присутствующим. Только Елизавета была уверена, что говорить от церковников будет архиепископ Московский Платон. Это же он был свидетелем неприглядного поведения Екатерины Алексеевны⁈ Однако пришлось выслушивать Арсения, который никогда не боялся говорить противное тому, что хотела слышать Елизавета Петровна.

— Государыня, да все понятно, токмо пошто на всеобщее обозрение с папистом-то миловаться?.. — примирительно сказал архиепископ Платон.

— То-то, на обозрении у всего обчества! В падении нравов погрязнем! Раньше Великая княгиня в церковь исправно ходила, нынче порой придет да, как Петр Федорович ранее, ведет себя неподобающе, — уже сбавив тон, сказал Арсений.

— Так что мне иную жену цесаревичу искать? — жестко спросила Елизавета, не дав Шаховскому одернуть Арсения.

— Не можно, как же так, нет! — высказывались нестройным хором все присутствующие.

— Тогда что? Епитимью наложите? — спросила Елизавета.

Наступила пауза. Вопрос брака был очень серьезным, тем более наследника престола. Понятия развенчания в православии нет, можно только разрешить другой брак. И причины для того, чтобы отправить Екатерину Алексеевну в монастырь, были. Церкви же подобный прецедент не нужен, еще более он был невыгоден императрице. Сколько дворян, занимающих высокие посты, замечены в изменах и всякого рода непотребствах? Монастырей не хватит всех постричь в монахи! Но и оставлять без внимания поведение Екатерины было нельзя: не будет действенного решения по жене наследника, слово пастыря станет пустым.

— Что государь-цесаревич сам-то думает? — спросил Арсений скорее Платона, чем императрицу.

— Не люба она ему. По злобе за измену разлюбил али еще почему, но не люба. Будь его воля, сослал бы в монастырь, может и не так, как его дед, с жестокостью, но жить более не стал бы, — высказался архиепископ Платон.

— Да коли она не была бы матерью сына наследника престола, так и взашей выкинула бы сама да не слушала Вас, — устало сказала Елизавета.

— Пусть по монастырям поездит да помолится, покается в грехах, — предложил обер-прокурор Яков Петрович.

Подобное решение было согласовано с императрицей ранее, а все эти высказывания и крики церковников были больше для вида и понимания степени лояльности церковников. И на этом собрании Синода будет поднят вопрос о секуляризации церковных земель. Елизавета вновь откажется от своих намерений, но потребует взамен, чтобы земли те не пустовали [Елизавета Петровна не раз хотела или пугала отобрать земли у церкви, но так в этом направлении ничего существенного и не сделала].

Императрице не было жалко Екатерину. Ранее государыня видела в невестке хорошего помощника для наследника. Может, Елизавета поэтому и выбрала немецкую принцессу, умненькую Софию Фредерику Августу. Сейчас же государыня наблюдала, как невестка просто макает в грязь императорскую семью. Ну, крутила бы роман со своим поляком тихо, не на виду у двора, никто особо ничего и не сказал бы. Так нет же, прямо на глазах у людей… И что еще хуже, сцену обнимания и поцелуев видел и Московский архиепископ Платон — ее, елизаветинский, ставленник, но при этом весьма принципиальный человек, что не раз выговаривал и самой императрице.

*………*………*

Петербург

15 мая 1751 года

— Это ты устроил? Дурак! Не понимаешь, что я мать наследника престола российского, что позора в семье императрица не потерпит? — кричала на меня Екатерина.

— Я не хочу и не собираюсь вступать с тобой в полемику о дураках и дурах, ты уже забыла все приличия и правила хорошего тона. Хочешь по-мужицки, по-подлому поговорить? Изволь! — я так же позволил себе повысить тон. — Салтыкова я тебе простил, не замечал и того, что ты тренировалась в искусстве флирта при первой же возможности. Закрывал глаза на то, что именно ты наговаривала на меня в обществе! Да, мне докладывали, мир не без «добрых людей». Чего добивалась? Трона? Об этом судачила со стариком Бестужевым? Воспользовалась моей временной опалой и завела любовника! Ему ты дала почти шестьдесят тысяч рублей? Чтобы паны закупили себе новые фузеи и стреляли в русских солдат?

— Эти деньги не должны были пойти на войну! — перебила меня Катерина.

— Да? А куда? На жену пана Анджея? Или на его любовниц? — заметив, как силится все еще моя жена что-то сказать, я закричал. — Ты с самого начала нашего знакомства хотела лишь одного: трон Российский, регентшей или вовсе императрицей быть!

— Я любила тебя! — тихо и заунывно, но проникновенно сказала Катерина.

— И я. Но куда все ушло? Почему ты, если любила, не поехала со мной в Царское Село, где можно было быть только вдвоем? Мы оба виноваты, но пути обратно нет. Замойский отказался от тебя, далее найдется гвардеец, еще кто-то. Я не представляю, как можно после всего этого просто доверять друг другу, — говорил я, а Катерина начала рыдать.

— Да, он оставил меня! Как и ты оставлял меня одну в этих стенах, где единственным развлечением было общение с глупыми фрейлинами. А еще, когда ты уезжал, за мной начинали следить, указывать на правильность поведения, и я все больше начинала тебя ненавидеть. А когда ты приезжал, то все становилось хорошо, я прощала, но ты же возвращался не ко мне, а к своим делам, — всхлипывая, говорила Екатерина.

— Катя, у меня есть свидетельства твоего общения с канцлером, где вы обсуждаете возможности устранения меня от власти и твоего регентства. Похожие беседы ты вела и с Замойским, он дал на тебя показания, — забивал я «гвозди в гроб» психики Екатерины Алексеевны.

— Он мало того, что отказался от меня, так еще и наскребал на меня донос? Или ты врешь, или Анджей оказался человеком без чести… Подожди! Ты его купил? — Катерина истерично рассмеялась. — Точно, купил. Как купить можешь половину всего двора. Это они не знают, сколько у тебя денег, это ты уже один из богатейших людей в империи! Но они тебя боятся, не хотят возвращения Петра Великого, спины у них уже не так гнутся, как при твоем деде было.

— Мне жаль! — почти искренне сказал я и ушел из покоев все еще Великой княгини.

За ней скоро должен был приехать священник от архиепископа Арсения, которому поручено сопровождать Екатерину Алексеевну в поездках по святым русским местам. Судя по списку тех монастырей, что должна была посетить пока еще моя жена, паломничество продлится долго.

Было больно принимать, пожалуй, самое жестокое решение своей жизни. Если бы дело было только в изменах, то можно было, в конце концов, и договориться не мешать друг другу. Екатерина могла стать соратником, товарищем в борьбе за все хорошее и против всего плохого. Но она стала действительно рассматривать себя в роли правительницы Российской империи. Это стало проявляться не сразу, до рождения Павла я вообще не замечал столь серьезных намерений или даже намеков от Екатерины, что она хочет вычеркнуть меня из списка наследников.

По мере того, как я что-то делал, и эти действия стали затрагивать и людей, и социальные, и экономические системы общества, должно было нарастать и сопротивление. Те же Шуваловы перешли красную черту в попытках притормозить меня. Кто, кроме Екатерины, являлся силой для того, чтобы позволить старым элитам остаться на плаву? Ведь понятно же, что при мне старая элита будет перетасована. Может, придут новые воры и потеснят старых, но смена элит неизбежна.

История показывает, что елизаветинское время — это исключение из правил. Практически всегда те, кто приводит к власти правителя, пожираются им же, как только монарх или президент, не важно, набирает силу. Та же Екатерина Великая в итоге смела Григория Орлова, пусть через десяток лет, но отлучила. А где