Вот и все. Простое уравнение с одной неизвестной.

— С одной ли… — Фигаро снова понюхал коньяк. — Расскажите, пожалуйста, где Вы были и чем занимались в вечер убийства.

— Извольте. Я сидел в этом кресле и писал статью для «Кристалла». Засиделся допоздна, потом принял ванну и завалился спать, причем премило проспал до самого утра.

— То есть, алиби у Вас тоже нет?

Метлби протянул руки через стол запястьями кверху.

— Можете меня арестовывать.

— В этом нет необходимости, — сухо сказал Фигаро. — Я думаю, предварительное расследование Инквизиции завершилось и то, что Вы сидите в своем кресле уже о чем-то говорит.

— Я бы на Вашем месте не слишком-то полагался на Инквизицию. Ее сотрудникам излишнее рвение зачастую заменяет вдумчивый подход, чтобы не сказать — профессионализм. Это недостаток, от которого Инквизиция никак не может избавиться, причем недостаток, сильно бьющий по ее репутации.

— С другой стороны, этот же «недостаток» формирует репутацию Оливковой Ветви. Пусть уж лучше потенциальные колдуны-преступники дрожат в страхе.

— Вы так считаете? — Магистр скептически поднял бровь. — Излишнее давление никогда не приводило ни к чему хорошему. Помните, что было, когда алхимики Инквизиции придумали суперскопические линзы, позволяющие видеть невидимые предметы? Всего через год появилось заклятие, делающее применившего его невидимым во всей полосе спектра, включая инфракрасный.

— …При этом заклятие вышло настолько сложным, что это мигом отсекло целую кучу криворуких аматоров.

— Вы полагаете, что лучше охотиться на профи?

— Господи, нет! — следователь передернул плечами. — Это чревато травматизмом… Кстати о профессионализме: как Вы думаете, Метлби, возможно ли считать остаточный след на месте преступления? Человек, грохнувший Марко должен был оставить за собой в эфире такой «хвост», что его вполне можно зафиксировать, нет?

— Хм… — Метлби замер. — Вы знаете, я об этом как-то не подумал. Хотя прошло уже довольно много времени, но учитывая мощность побочного выброса… Если на том месте не применялась сильная ворожба… Фигаро, Вы не перестаете меня удивлять. Я вижу, что колдун Вы никакой, но Ваша подкованность в теории делает Вам честь.

— Так можно или нет?

— Думаю, можно. Попробовать так точно не мешает. Я могу сделать это не выходя из дома — визор у меня хороший. Придется, правда, помучится с настройкой, но… Да, я смогу это сделать.

— Когда Вы сможете этим заняться?

— Да прямо сейчас. Больше всего мне хочется, чтобы с Мари сняли это дурацкое обвинение.

— И помочь поймать настоящего убийцу?

— Знаете, Фигаро, — магистр скривился, — Вы уж меня извините, но ловите его сами. Или вместе с инквизиторами, мне все равно. Я «диванный» колдун и предпочитаю неравные битвы с уравнениями нагрузок второго порядка.

— Что Вы, Метлби! — следователь усмехнулся. — Я же просто шучу. Вы для меня пример идеального колдуна — исследователь, философ, литератор, преподаватель, в конце концов. Вы не спасаете города от потопов, но, с другой стороны, не устраиваете их сами.

— «Не сотворив зла сотворишь благо», — процитировал Метлби. — Да, возможно. Очень может быть. Хочу только напомнить, что именно научные изыскания, в конечном счете, часто спасают больше жизней, чем размахивание стрижающим мечом одним боевым ослом верхом на другом боевом осле.

— Не стану спорить. — Фигаро примирительно поднял руки. — Тем более что Ваша помощь может оказаться неоценимой. У меня к Вам еще пара вопросов и я более не стану отнимать Вашего времени.

— Фигаро, — Метлби покачал головой, — Вы меня не напрягаете. Можете остаться на ужин. У меня будут гости, в том числе его светлость маэстро Френн, старший смотритель местного Инквизитория. Выпьем, поговорим про историю колдовства… Читали, кстати, новую книгу Вильгельма Вуда? Его «Бесплодный Рай»?

Следователь закрыл глаза и, понизив голос, продекламировал:

— «…но когда я пытаюсь заглянуть в наше будущее — а оно лишь кровавый отсвет нашего прошлого на ржавых песках и чугунно-паровых скалах настоящего — я вновь вижу эту засасывающую пустоту, зияющую пропасть в душах, откуда изгнали и бога и дьявола, но так и не смогли изгнать веру… во что? В силу пружины? В силу заклятия? Или это просто темная и страшная вера в то, что жизнь — не более чем инерция, сила тяжести, влекущая к земле красиво искрящуюся снежинку нашего мира? Неважно. Важно то, что я не вижу повода печалиться, ведь этот вопрос опять возвращает нас к простому поиску не выразимого словами смысла, смысла, заключенного в траурном пожаре заката, в летящем по ветру вишневом цвете, в шорохе ночного дождя за моим окном…» Прекрасно, просто прекрасно. Но я с детства ненавидел внеклассное чтение.

Метбли помолчал, потер пальцем лоб и медленно произнес:

— Господин Фигаро, а Вы никогда не подумывали о переводе в Коллегию при Университете Метафизики? По-моему Ваша работа в ДДД никого особо…

— Нет, — жестко отрезал следователь. — Но я благодарю Вас за любезное приглашение. Моя работа, которая, как Вы совершенно справедливо заметили, никого и не особо, не оставляет мне столько свободного времени. Поэтому я просто задам Вам один-два вопроса и скромно удалюсь. Во-первых: не показалось ли Вам, что поведение госпожи Мари в последнее время стало… несколько необычным? К примеру, беспричинная нервозность, депрессии…

— …головные боли, нездоровый цвет лица, плохой аппетит, нарушения сна?

— Вот именно.

— Нет. Никаких признаков псионического воздействия на Мари я не заметил.

— Я всего лишь пытаюсь учесть все возможные варианты, — извиняющимся тоном произнес следователь. — А никаких странных писем она не получала? Или, может быть, были странные посетители?

— Я не заглядываю в ее корреспонденцию. А что до посетителей… Нет, вроде бы, ничего такого… Ах, да! — он хлопнул рукой по лбу, — Был один смешной тип, который хотел встретится с Мари, но она в тот момент работала с документами в городском архиве. Разумеется, по моей просьбе.

— Какой еще «смешной тип»? — Фигаро навострил уши.

— Да какой-то историк. По крайней мере, он называл себя историком из… Черт, не могу вспомнить. Хотел обсудить с Мари ее последнюю статью, уточнить какие-то моменты. Я сказал ему, что все работы госпожи Кросс издаются под моей редакцией, и он вполне может обсудить со мной все, что его интересует, но он хотел поговорить именно с Мари… Чудной тип, упертый, как осел.

— Как он выглядел?

— Ну… Лет под пятьдесят. Гладко выбрит, волосы с