Мама угасла быстро — мы слишком поздно узнали о ее болезни, но больничные счета за то время успели до дна опустошить наш семейный бюджет. Нет, я не была крохой, когда все случилось — я была уже вполне взрослой девушкой; училась на втором курсе, жила отдельно. И именно поэтому никогда не прощу себя за то, как отдалилась от папы после маминой смерти.

Я знала, что делаю, потому что делала это специально — не приезжала в Пирожково, оставаясь в городе на праздники и даже летом старалась устроиться на практику подальше от места, где покоились руины нашего с папой счастья.

А потом у него случился сердечный приступ. Я уже сдала ГОСы и попросту тянула время, отдаляя момент своего возвращения, искала подходящую работу в городе. Мне была неприятна сама мысль о том, чтобы вернуться в наш дом и продолжить семейный быт. Будто ничего и не произошло, будто не было рядом со мной человека, потерявшего все.

Боже! Папа был, словно черная дыра, засасывающая в себя все светлые эмоции! Он разучился смеяться и все время вспоминал о маме. Начал пить, иногда даже выходил из себя и говорил всякие гадости, которые было слушать еще тяжелее, чем видеть его грусть.

Когда мне позвонили из районной больницы, я даже не заплакала. Собралась и отправилась домой. Там почти сутки напролет разбирала его вещи… отец не особенно беспокоился о порядке в мое отсутствие. Даже больше — он начал тащить с помоек всякий хлам! Должно быть, бессознательно пытаясь заполнить им черную пустоту внутри себя.

Это была темная сторона моей жизни — ее я вычеркнула, выбросила. Оставила лишь фото, где мы все улыбались, где родители были живы и занимались любимым делом — разводили лошадей. Я хотела запомнить их именно такими, иначе вполне могла бы превратиться в своего отца. Поставить на себе крест и закрыться от мира.

Так что лошади были для меня символом — благополучия, семейного тепла и солнечного света. И могло ли быть такое совпадением? Нет, Зловский знал на что давить. Это бесило меня, но вместе с тем, я просто не могла перестать улыбаться, почувствовав запах сена и животных… как бы дико это не прозвучало, родной и домашний.

В ухоженной конюшне я насчитала трех лошадей. Точнее двух гнедых кобыл и черного, как смоль, жеребца — мощного арабского скакуна. Я видела представителей этой породы на выставках; выносливые, красиво сложенные кони были любимцами публики и выводились в основном для участия в скачках. Мои же родители выращивали породы попроще, для фермерской работы.

Увидев, кто привлек на себя все мое внимание, Егор взял меня за руку и подвел к деннику.

— Знакомься Вереск, это Алена. — Мужчина перехватил мою ладонь и вытянул ее в сторону коня. — Поприветствуй даму.

Жеребец качнул гривой и отступил назад, приседая в лошадином реверансе — поднял переднюю ногу, согнув её в запястье и заложил на нее другую. Фыркнув и вновь качнув головой, он поднялся чтобы ткнуться мордой в тыльную сторону моей кисти.

Я рассмеялась так, как не смеялась давно. Это было так забавно и радостно, будто яркое солнце взошло внутри меня, разогнав темные тучи. А всего то и надо было, что испачкать руку лошадиной слюной.

Я обернулась на Зловского. Он улыбался мне в ответ искренне, но не без капли самодовольства — вот ведь, явно гордился своей хитрой уловкой.

Внезапно его улыбка сменилась удивлением — из соседнего денника высунулась не менее наглая лошадиная морда и дернула его зубами за ворот рубашки, заставив тот треснуть нитками.

— Ой, прости, красотка, — мужчина развернулся к ревнивице и погладил ее по ганашу. — А это Пташка, она очень своенравная собственница, поэтому я бы на твоем месте так сразу к ней близко не подходил.

— Что ж ты не сказал, что не свободен? — Фыркнула я, а Зловский только укоризненно качнул головой.

— Чтоб ты знала, у нас чисто платонические отношения. — Гордо задрав нос, сказал он. — А вон там Шулайя. Шуня, она у нас девушка особенная и чужаков сторонится. Но не бери на свой счет, это у нее с детства. Особенно она не любит ветеринаров — из-за травмы пришлось ампутировать часть передней ноги. Сама понимаешь, протезирование сильно сказалось на моральном духе.

Я с жалостью заглянула в соседний денник. При таких травмах лошадей обычно усыпляют — протезирование и реабилитация слишком дорого обходятся. С другой стороны, Шуне повезло с богатым хозяином.

— Ну, что хочешь прокатиться? Ты только посмотри, как Вереск строит тебе глазки. Я правда ревную. — Наигранно возмутился хитрец.

Я смутилась. Мне было так хорошо сейчас, что отчего-то жутко захотелось плакать. Это нормально вообще, хотеть разреветься, в такой момент? Чувствуя себя полной дурой, я вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками, не в силах ничего с собой поделать.

— Эй, ты чего? — Испугался Зловский и развернул меня к себе, взяв за трясущиеся плечи. — Я совсем не такого эффекта добивался… слышишь? Я опять сделал что-то не так?

— Все так. — Пискнула я, еще больше расстроившись от того, как жалко сейчас прозвучал мой голос. — Просто… я не знаю. — И сама того от себя не ожидая, взяла и уткнулась носом в его твердую грудь, моментально запачкав тушью рубашку. Хотя, чего уж там, Пташка и так ее испортила — пусть Зловский новую себе купит, не разорится.

Сильные руки обняли меня и притянули к себе, теплое дыхание щекотно коснулось шеи. Мне было так уютно в этих объятиях, так спокойно, что слезы начали отступать.

11

От Егора приятно пахло чем-то древесным и свежим. Уж не знаю, что за божественный аромат, но я бы купила такой, чтобы просто нюхать в свое удовольствие.

Я не увидела, но почувствовала, как он улыбнулся.

— Значит все-таки все с тобой в порядке. А я думал, что ты непробиваемая.

— Ты о чем? — спросила я, не отнимая влажной щеки от его груди.

— Скоро узнаешь. — Сказал Егор, бережно проведя по моим волосам рукой. — Пойдем. Думаю, хватит на сегодня приключений. Ты устала, тебе нужно отдохнуть, к тому же скоро стемнеет.

Мое мнение, видимо, даже не рассматривалось — потому, с этими словами, он аккуратно отстранил меня от себя и чуть склонился, подхватывая на руки. От неожиданности аж дух захватило, но и мысли не появилось о том, чтобы сказать что-то против.

Парить над