приводит себя в порядок, убираю диван, пустую бутылку. Живот все тянет и тянет. Со мной всегда так в первый день менструации. Обычно в этот день я отлёживалась дома, глотая обезболивающие.

Иду на кухню, ставлю чайник, облокачиваюсь на тумбу, смотрю в окно и поглаживаю низ живота, кусая губы.

Так хочется домой, в свою кровать, свернуться под одеялом и порыдать. В критические дни я расклеиваюсь, превращаясь в маленькую девочку, которая хочет сладкого и на ручки, чтобы обняли и жалели.

— Что-нибудь еще нужно?

Оборачиваюсь, мужчина стоит в дверях уже одетый в черную водолазку и джинсы.

— Да, можно еще но-шпу?

Мужчина обращает внимание на мою руку на животе и сводит брови. Одёргиваю руку, снова отворачиваясь.

Ну не смотри ты на меня так!

Мне стыдно, неловко и хочется плакать от этой ситуации.

— Еще что-то хочешь?

— А можно еще стаканчик латте? — прошу я, обращая на него умоляющий взгляд. — С ореховым сиропом?

Мужчина кивает и уходит в прихожую. Через пару минут входная дверь хлопает, и я остаюсь одна в тишине. Выключаю чайник, иду в гостиную, ложусь на диван, сворачиваюсь и закрываю глаза.

Боже, пусть это все закончится…

Мужчины долго нет, живот немного отпускает, и я начинаю дремать.

Просыпаюсь от того, что чувствую холодное прикосновение к лицу.

Открываю глаза и понимаю, что Глеб сидит рядом со мной и убирает волосы с моего лица.

— Ты как?

Замираю, когда его ладонь накрывает мое бедро рукой, ведет к животу, поглаживая его. Это так… Прикрываю глаза. Не понимаю, как реагировать, в горле образуется ком, и мне уже хочется уткнуться в сильную грудь Глеба и рыдать.

— Нормально, — только и могу выдать я.

— Я все принес, — указывает глазами на журнальный столик.

— Спасибо, — хриплю.

Мужчина поднимается с дивана и уходит на кухню. Беру пакет, открываю его, а там четыре пачки прокладок разных брендов: дневные, ночные и даже ежедневки. Пара пачек обезболивающего и, на мое удивление, витамины. Сглатываю. Представляю, как он объяснял в аптеке, что ему нужно. Хотя, думаю, он делал это с невозмутимым лицом, вряд ли Глеба что-то смутило.

Беру пакет, убегаю в ванную.

Когда выхожу, замечаю в коридоре большую коробку. Заглядываю на кухню и распахиваю глаза, когда понимаю, что Глеб устанавливает на тумбе новую кофемашину. Настоящую домашнюю кофемашину. На столе стоит молоко, пачка кофе и несколько бутылочек сиропа.

Сглатываю, не отводя взгляда от мужчины.

Меня похищают — он спасает.

Я болею — он ставит мне уколы.

Я прошу прокладки — он идет в аптеку и покупает мне несколько пачек.

Я прошу всего лишь стаканчик латте — он устанавливает на своей кухне кофемашину.

Кто ты такой, чёрт тебя подери?!

Завидев меня, мужчина оборачивается.

— Умеешь ей пользоваться?

— Да, — киваю.

— Прошу, — взмахивает рукой в сторону кофемашины. — Я подключил.

Отходит, пропуская меня, начинает собирать упаковку в коробку и уносит ее. Заправляю кофемашину, у нас дома стоит почти такая же. Замечаю на столе еще бумажный пакет, заглядываю в него и сглатываю слюну. Там свежая выпечка, творожные булочки с кремом, свежие, аппетитные, пахнут обалденно.

Оборачиваюсь в сторону коридора, чтобы еще раз убедиться, что это все сделал Глеб.

Я настолько жалко сегодня выгляжу?

Делаю пару чашек латте, выкладываю на тарелку булочки. Еще один теплый момент во всем этом хаосе. Простая вещь — запах свежего кофе, булочки, а мне снова хочется над этим порыдать.

Я совсем расклеилась.

Мужчина молча проходит на кухню, садится за стол напротив меня. Обхватываю чашку кофе, с удовольствием вдыхая его аромат.

— Сильно болит? — интересуется Глеб.

— Нет, все прошло, спасибо.

— Откуда тогда столько трагедии в твоих глазах? — вполне серьезно спрашивает он, даже с неким раздражением.

— Разве нужны объяснения? По-моему, все, что происходит, далеко не норма.

Мужчина задумывается, ловя мой взгляд. И я смело впускаю его в себя — пусть почувствует, если умеет.

— Не норма… Но я пытаюсь скрасить это все… — снова злится, словно я виновата. Кусаю губы, сглатывая, встаю, отворачиваясь к окну.

Какое-то время молча пьем кофе. Смотрю вдаль на двор, там девочка в розовой шапке, лепит снеговика. Новый год скоро. У меня было столько планов…

Напрягаюсь, когда слышу, как мужчина поднимается с места и подходит ко мне. Он совсем рядом. Спиной чувствую его грудь, вижу, как большие ладони ложатся на подоконник по обе стороны. Я снова в его плену, но мне не страшно. Вдыхаю мужской запах и прикрываю глаза. Мое тело так ярко реагирует на его близость, сердце начинает колотиться, и все трепещет внутри.

Глеб убирает мои волосы в сторону и утыкается носом в самое чувствительное место за ухом.

— Я должен тебе ответ на вопрос, детка, — выдыхает он мне в кожу. Ой, мамочки, оказывается, меня еще с ночи не отпустило. Реагирую на этого мужчину, как голодная самка. Никогда со мной такого не было. Он старше, опаснее, я вообще не знаю, кто он, но ноги подкашиваются от его таких откровенных касаний. — Вопрос, детка? — напоминаем мне мужчина, ухмыляясь. Самое страшное, он прекрасно осознает, как действует на меня. — Или у тебя их больше нет?

— Есть, — выдаю я, собираясь с мыслями. — Кто ты? Какое отношение имеешь ко всей этой ситуации?

Мужчина несколько минут молчит, водя губами по моей шее и снова путая мысли.

— Скажем так, я тебя опекаю. И ищу выходы, при которых твой отец выйдет на свободу.

— Ты знаешь моего отца? — пытаюсь повернуться, но мужчина не позволяет, вжимая меня в подоконник.

— Это следующий вопрос, детка, но ты так много мне вчера заплатила… — оставляет еще один поцелуй за ухом. — Да, я знаю Коваленко.

— Это он тебя нанял меня охранять? — наивно спрашиваю я. Глеб не отвечает, снова усмехаясь мне в ухо. — Кто те люди, которые меня похитили? Что им нужно? Мне нечего им дать.

— Ошибаешься, детка. На тебя записано одно предприятие. И пока твой папочка «отдыхает», его можно отжать.

— Ничего не понимаю. А как ты узнал, где я? Как оказалось, что…

— Тебе не кажется, что ты превысила лимит вопросов? В долг не даю. Просто расслабься, детка, доверься мне, и тогда скоро все это закончится. Вернёшься к своему папочке, в свою красивую, беззаботную жизнь, — последние слова