Шрифт:
Закладка:
Он сказал матери, что не собирается заниматься с Элвисом, потому что тот «скромняга и вообще трусишка». «Мама, он же до смерти боится парней, с которыми я вожу компанию! — стал ныть Джесси. — А это крутые ребята — они начнут дразнить меня, я заведусь, полезу в драку, так они мне все руки переломают! Может, не стоит?» Она пошла к двери, потом повернулась и говорит: «Значит, так, Джесси Ли, запомни: если ты не сделаешь того, о чем я тебя прошу, тебе переломают руки и ноги твои дяди, а если у них на это не найдется времени, тебе придется иметь дело со мной!» — «Отлично, отлично, мама, — сказал я, — приводи его!»
«В общем, он пришел, — рассказывал Джесси, — гитара почти такая, на какой играл Джин Отри, вот только Элвис ни черта не умел на ней играть! Ясное дело, струны были натянуты так высоко, что он не мог даже толком взять аккорд; пришлось дать ему свою гитару — узкокорпусный «Мартин». Я стал показывать ему базовые аккорды: накладывал свою руку на его и прижимал пальцы к нужным ладам, приговаривая: «Парень, ты нажимаешь не те струны не теми пальцами», и старался выпрямить его скрюченные пальчики. Долгое время он не мог проиграть вещь до конца, не успевал за мелодией, но, как только я наконец заставил его выпрямить пальцы, дело пошло».
Ли поражал своих поклонников виртуозным исполнением «Wildwood Flower» и «Double Eagle»; не говоря уже о замечательном йодле, которому он научился еще в детстве, а позже использовал как упражнение для голосовых связок. Вместе с другим аборигеном Лодердейл–кортс Джонни Блэком, чей старший брат Билл был настоящим профессиональным музыкантом, Ли сколотил что–то вроде группы, которая даже давала концерты на Маркет–молл — эта прохладная тенистая улица начиналась в самом центре Лодердейл–кортс. По вечерам они, бывало, исполняли на несколько голосов «Cool Water» и «Riders In The Sky», а Ли солировал на гитаре и вел ведущую партию вокала в «I'm Moving On», «Tennessee Waltz» или в какой–нибудь песне — любой! — из репертуара Эдди Арнолда. Летними вечерами на лужайке перед домом устраивалась импровизированная танцплощадка — молодежь отплясывала, старики сидели у своих подъездов, прихлопывали в ладоши, и музыка разносилась по всему Лодердейл–кортс. Джимми, старший брат Ли Денсона, вспоминал, что заводилой всегда был его младший братец: «Они выходили гуськом, четверо или пятеро, не помню, вцепившись в свои гитары». А Джимми Блэк вспоминал эти танцы так: «Обычно мы становились под деревьями, там росли такие большие магнолии — я даже сделал несколько фотографий всех нас. Прийти мог любой желающий, мы играли для всех. У нас была одна мандолина, три или четыре гитары, этого было достаточно, чтобы собрать публику. Мы не пытались покорить нашей музыкой мир, мы просто играли, чтобы и самим как следует повеселиться».
Никто не вспомнил и не узнал Элвиса на тех фотографиях, хотя он отчетливо виден на заднем плане, где–то у самых краев снимков: пальцы сжимают гриф гитары, а сам он, по–видимому, выступает в роли бэк–вокалиста. «Промахнувшись мимо ноты», он вскидывал руки и со смущенной улыбкой поеживался, вызывая смех в публике. Для парней постарше он был всего лишь робким деревенским мальчишкой, маменькиным сынком, заслуживающим лишь некоторого подобия уважения за то, что не струсил выйти «на сцену» в столь солидной и представительной компании. Для Баззи, Фарли и Пола он был героем — в их воспоминаниях другу отводится центральное место. Как и все мальчишки любого поколения, они редко вспоминают старших парней, все они для них на одно лицо — задиры и любители отвести душу на маленьких; спросите их, как они сами вели себя с малышами, и они дружно ответят вам, что никогда ничего подобного себе не позволяли!
В общем, все ведут себя предельно предсказуемо, за исключением мечтательного паренька в самом углу снимка: Элвис словно очутился в чужом, незнакомом мире. Музыка и волнует его, и сковывает одновременно, с музыкой он путешествует в иные миры, он словно грезит наяву, но в то же время музыка осязаема и конкретна, как желание. Старшие были бы поражены, догадайся они, что он знает слова всех песен, которые они пели (Ли Денсон, например, понятия не имеет, что не он научил своего тихоню–ученика, как играть и петь «Old Shep») — скорее всего он прекрасно знал слова всех тех песен, которые они могли бы спеть и сыграть. Вот только пальцы пока еще слушались его плохо. И он слышал эти песни совсем иначе — временами они были не столь быстрые, совсем не такие, как их поет приторный ирландский тенор Джон Маккормак, а хиллбилли должно звучать чуть драматичнее. Единственные песни, которые он не стал бы менять, — это церковные. Их бы он оставил в том виде, в каком его принесли слушателям «Стэйтесмен», «Братья Блэквуд», «Саншайн Бойс». Вносить изменения в эти песни — кощунство.
Вечером он в одиночестве сидит на ступеньках перед подъездом своего дома и складывает пальцы в аккорды на невидимом грифе. Голос его едва поднимается до приглушенного шепота, но он определенно хочет привлечь внимание, главным образом девочек: Бетти Макмаан — это его первая любовь — и Билли Уордлоу, которая живет по соседству с Бетти на третьем этаже. Когда Бетти стала гулять «с тем парнем из Арканзаса», ее место в сердце Элвиса заняла Билли. Но, еще не зная Элвиса, Бетти познакомилась с Глэдис: «Мы сталкивались у подъезда, сидели вместе на лавочке за лужайкой, иногда болтали на ступеньках. Потом с ней познакомилась и моя мама. И вот как–то вечером он тоже вышел на улицу и подошел к нам — по–моему, это она уговорила его». Билли Уордлоу и ее мать въехали в дом в 1950 году, когда ей только сравнялось четырнадцать, и Элвис начал встречаться с Билли еще до того, как его бросила Бетти. «Элвис был большой любитель целоваться, и когда по вечерам мы в темноте играли в «бутылочку», он не позволял своей застенчивости помешать игре… Довольно часто, когда мы с мамой возвращались вечером домой, на ступеньках сидел Элвис и перебирал струны своей гитары. А рядышком на одеяле обычно сидели его
