Шрифт:
Закладка:
Он уже и не надеялся, что Яна пустится в откровения, но вскоре из ее уст потекли слова.
Чем дольше Давид слушал, тем крепче сжимал кулаки. История получилась и вправду во всех отношениях гадкая. Когда спрашивал, не думал, что услышит нечто подобное. Не представлял, каким хреном нужно быть, чтобы удочерять девчонок для использования столь мерзким способом. Его всего перекорежило изнутри от рассказа малышки.
– Теперь понимаешь, почему я не сиганула к тебе в койку еще тогда, в гостинице? – спросила Яна тихонько.
Давид кивнул.
– Я все понял, Яночка. Ты не бойся, я ничего тебе не сделаю… Просто отвезу домой, ладно?
Она кивнула и, что удивительно, теперь позволила взять себя за руку. Словно после ее откровения они стали чуток ближе.
Давид приоткрыл окно, позвал водителя, тот вернулся в машину и порулил вперед.
Яна будто бы успокоилась, больше не смотрела на Давида как на врага народа. Он же всю дорогу так плотно сжимал челюсти, что казалось, раскрошит зубы.
Вот так всегда в жизни – один уродец сломает девочке психику, а хорошим парням типа Давида потом расхлебывай последствия
Шестьдесят девять дней до свадьбы.
Игорь Шмаков показался Давиду во всех отношениях отвратительным человеком.
Престарелый лысый толстяк с похожим на сливу шнобелем сидел со своей семьей в третьесортной забегаловке и методично поедал картошку фри. Ласково смотрел на жену, жующую гамбургер, и на семнадцатилетнюю приемную дочь, скромно потягивающую колу через трубочку.
Игорь Шмаков поначалу даже не понял, почему вошедшие в зал кафе полицейские направились к его столику, и состроил недоуменное выражение лица, когда его попросили встать.
А потом, когда ему предъявили обвинение, вдруг побледнел, позеленел и зло уставился на свою приемную дочь.
– Это ты виновата! – зашипел на нее, потянулся вперед.
Однако полицейские не дали ему добраться до малышки. Не церемонились, моментально скрутили безумцу руки.
А потом Игоря Шмакова увезли.
Не в полицейский участок.
Давид наблюдал всю эту сцену с дальнего столика у окна. Поехал следом в сопровождении четырех телохранителей.
* * *
Этой ночью Давид почти не спал – этой ночью он злился. Закрывал глаза и представлял маленькую Яну, трясущуюся от страха, рыдающую от унижения. Этот хмырь, Игорь Шмаков, посмел посягнуть на самое сокровенное. Напугал его бедную девочку до такой степени, что у нее на всю жизнь остался след…
Интересно, когда это Давид стал думать о Яне как о своей девочке? Это произошло плавно, естественно, пусть и чересчур быстро.
Давно он не пытался строить с кем-нибудь отношения. Это было ненужно, ведь все самое интересное ему отдавали тут же, как говорится, не отходя от кассы. Он снимал сливки, а остальное его не интересовало. Однако же все, что касается Яны, теперь казалось ему первоклассными сливками. Девушка слишком ему нравилась, слишком волновала и совершенно точно должна была принадлежать только ему.
Уж конечно, Давид Охикян не оставит безнаказанным посягательство на ее честь.
Игорь Шмаков сломал Яне психику, а Давид сломает что-нибудь Игорю Шмакову. Все по-честному, по справедливости. Закон бумеранга никто не отменял.
У человека больше двухсот костей, есть над чем поработать.
Вчерашним вечером Давид позвонил знакомому генералу, обрисовал ситуацию, попросил содействия.
И вот уже на следующий день Игоря Шмакова привезли в одно из пустующих складских помещений фирмы «Уалду», которая занималась поставкой коровьих туш.
Огромное холодильное помещение со множеством свисавших с потолка цепей и крюков как нельзя лучше подходило для задуманного. Отличное место чтобы сломать даже самого крепкого человека.
Впрочем, Игорь Шмаков на поверку не оказался крепким.
Лучше бы пил кальций, кости наверняка были бы менее ломкими.
* * *
Яна не знала, чего ожидать, когда выходила из дома на следующий день после неудачного свидания с Охикяном.
Он не писал ей и не звонил, не сказал, решит ли ее проблему с работой. Просто отвез домой. Помог выбраться из машины, проводил до подъезда, а потом целую минуту сжимал ее руку, смотрел в глаза. В свете фонаря Давид показался Яне очень строгим и, будто бы… голодным? Словно и не слопал за ужином целый стейк.
Яна испугалась, что Давид будет приставать, но он даже не попытался ее поцеловать, просто смотрел. А потом ушел. Даже не попрощался, по крайней мере вслух.
Она всю ночь вертелась в постели, почти не спала, все думала о Давиде. Не могла понять этого человека, его мотивов, намерений.
А еще Яна волновалась о том, что принесет новый день.
Однако утро началось хорошо. Ее как обычно встретил у подъезда телохранитель. Привычно предложил подвезти и… отчего-то именно сегодня Яна согласилась.
Подумала – Ян все равно поедет за ней на работу, так отчего же не отправиться вместе с ним?
Лали оказалась уже на месте.
– Вау, Яна, ты пришла! – обрадовалась она. – Знала бы, не неслась бы в магазин полунакрашенной.
Это подруга сильно преувеличила. Ее лицо украшал идеальный макияж, впрочем как обычно.
Яна и сама сегодня собиралась на работу с особой тщательностью. Подскочила рано, долго сидела у зеркала, рисуя идеальную форму бровей, тщательно нанося на веки тени, завивая ресницы. Заплела волосы в косу набок, взглянула в зеркало и очень порадовалась результату. Из одежды выбрала синее вязаное платье, оно очень подходило к ее глазам, оттеняло цвет радужки. В общем, достойно подготовилась к новому дню и возможным будущим встречам.
Через полчаса в книжном появился первый нежданный визитер.
Гроза сотрудников – Ворчун собственной персоной – явился, красуясь в ярко-сиреневом свитере.
– Яна, не знаю, как тебе это удалось, – начал он с придыханием, – но газета дала опровержение. Они написали новую статью о нашем магазине! Зачитываю, девочки…
Он провел пальцем по экрану планшета и принялся с выражением читать.
– А отзывы-то… Какие отзывы!
Следующие пятнадцать минут Яна и Лали продолжали слушать восторженные вопли Ворчуна. Оказалось, людям нравилось все – расположение магазина, ассортимент, идеально вежливые сотрудники.
– Вот что значит, иметь кучу благодарных покупателей, – проговорил Ворчун.
Он будто бы даже прослезился, по крайней мере показательно приложил к левому глазу здоровенный белый платок.
После его ухода Яна и Лали вздохнули с облегчением.