Шрифт:
Закладка:
Статейка о «Земле, на которой…» и т. д. мне понравилась. О таких вопросах следует писать изо дня в день и вот так просто, кратко.
А Поссе все путешествует и читает? Плохая у него память. Я не мог принести ему «ворох газетных вырезок», ибо я жил в Нижнем, он — в Петербурге. Было так: он приехал в Нижний со своим родственником Дороватовским и предложил мне издать мои рассказы; в то время уже были напечатаны в журналах «Челкаш», «Ошибка», «Озорник», «Орловы», «Коновалов», «Бывшие люди» и т. д. Издано было два тома, а не «книжка». Он, Поссе, вообще и всегда был фантазером. Но его «ошибки по забывчивости», конечно — пустяки.
Никаких обид, претензий и пр. за выдержки из моих писем я к Вам, разумеется, не имею.
Ехать в Москву я бы Вам не рекомендовал, работать надобно в провинции. Да и туго живется в Москве по причине ее перенаселенности, измаетесь с поисками квартиры. Но если Вы решите ехать, — не дать ли Вам письмо к Скворцову, редактору «Известий»? Это, наверное, избавило бы Вас от поисков работы.
Вы — женаты, «детный»?
Илья Сургучев, кажется, в Праге, возится с театром. Я его мало знаю и, м. б., поэтому недолюбливаю.
Еще раз — спасибо!
Если будут писать обо мне в краевых газетах, я бы Вас попросил послать вырезки по адресу:
Москва, Тверская, 59. Музей Революции. Тов. Сергею Ивановичу Мицкевичу.
Туда следовало бы посылать вырезки, разумеется не только о Горьком, а, напр., биографии, некрологи товарищей, снимки и вообще «всякое такое».
Жму руку. Не унывайте.
13. I. 28.
Sorrento.
893
Ф. П. ХИТРОВСКОМУ
Декабрь 1927 — середина января 1928, Сорренто.
Спасибо за поздравление, старый дружище! Разумеется, я очень тронут тем, что артель взяла мое имя и что именно люди, чья жизнь прошла в тяжком труде, все-таки не утратили любви к нему и продолжают работать, понимая всю глубочайшую важность дружной работы именно теперь, когда страна смело строит фундамент новой жизни.
Но, чтобы не говорить «высоких слов», — скажу просто: люблю нижегородцев, хороший народ.
Сердечный мой привет вам, земляки!
нижегородский цеховой малярного цеха и уже «инвалид». Будьте здоровы!
894
А. В. РУММЕРУ
19 января 1928, Сорренто.
А. Руммеру.
В первом абзаце рассказа Вами взят тон сказочный, в конце его слишком часто — а потому скучно — звучит слог «ми»; затем Вы соскочили с тона сказа на описательный и этим разорвали целость впечатления читателя.
«Вытащить» два пальца из кулака можно только другою рукой, а ведь Вы хотели сказать: поднял, или расправил, или выбросил.
Нельзя «сыпать ласки», слова — можно.
Не стоило трижды писать «степь», лучше, пожалуй, сказать: «а здесь, на все четыре стороны — степь».
Неловко «охапки еды», головою охапку не возьмешь, а только руками; очевидно, следовало сказать: «в зубах». «Занимаются едой» — тоже неловко, проще и вернее «едят». Почему содрать кору с хворостины — «варварство»? «Цвыкает», а не «чвикает». Верблюжонок поднимается, является, а не «выползает», трудно представить эдакого длинноногого ползающим.
«Ах, ты степь» и т. д. — не надо. Этакие штучки вставлял Всеволод Иванов, но он отказался от этого, — плохо выходит. «Грузно» дышать нельзя, можно грузно сесть, лечь, идти и т. д. Слюна зелена не сама по себе, а от нажеванной травы, значит: насыщенной слюною зеленой травы.
В глазах видны «мученья», — при чем здесь множественное число? Видна мука, видно страдание.
Все это — мелочи, но — необходимо их знать для того, чтоб уничтожать. Писательская техника вся на таких мелочах. У Толстого, Тургенева, Чехова и т. д. Вы их не встретите. Вам, молодняку, надобно смотреть высоко, учиться у лучших мастеров. «Плох солдат, который не надеется быть генералом».
«Культура у меня низкая» — жалуетесь Вы. Культура — как все на земле — создается человеком, воспринимается им. Ведь я, напр., тоже не дворянской культуры, а вот научился сносно писать. Учитесь и Вы. Научиться можно всему, надобно только захотеть. Вот, в Берлине, одна дама показывает фокусы: обеими руками в одно время пишет на разных языках — английском, немецком, французском — разные фразы. Даже так делает: в руки берет по два карандаша, в зубы — пятый и одновременно пишет пять различных слов на пяти языках. Это — совершенно изумительный фокус, и, конечно, он требовал огромного напряжения сил, а вот достиг же человек такой гибкости. Значит — человек может сделать все, что хочет, нужно только волевое, длительное усилие.
Талант? Это — любовь к своей работе, уменье работать. Надобно отдавать всего себя, все свои силы избранному делу. Учиться надо, учиться, ребята! Учиться — есть чему, для вас накоплено много. Вы живете в самое интересное время из всех времен, которые когда-либо развертывались на земле. Подумайте: так же, как каждый из вас встает к новой жизни, хочет ее строить, — так же, постепенно, поднимаются к ней воли, воображения, мысли десятков миллионов людей. И ваша роль, задача, ваше великое дело идти впереди освобождающейся массы трудового народа, помогать ей на ее путях к свободе.
Если нас, теперь — стариков, читали сотни тысяч, — вас будут читать десятки миллионов. Есть для чего учиться и работать, не правда ли? Вы не очень обращайте внимание на то, что вокруг много дряни и грязи, — когда родится ребенок — это тоже некрасивая и тяжелая картина, а ведь у нас, в эти дни, родятся десятки тысяч ребят, которые хотят быть литераторами, учеными, техниками, музыкантами, главное же — хотят жить по-новому.
Вам, Руммер, надобно отнестись к себе самому очень серьезно. Рассказ Ваш — незначителен, таких рассказов написано, пишется и будет написано много. А все-таки в нем есть кое-какие признаки настоящего дарования. Думаю, что — не ошибаюсь. Более красноречиво о даровании Вашем говорит то, что Вы пишете в письме ко мне о «стальных типах», о романе или рассказе, построенном на противоречии общепринятому. Это — хорошо. Над этим — думайте, работайте. Ничего не бойтесь.
В каспийских кутлуках я бывал. Сорок лет тому назад ловил рыбу около Бирючьей косы и на промысле Беззубиковых. Писано об этом деле и о крае у нас мало, это — верно. Вот — пишите.
Передайте мой сердечный привет наборщикам «Борьбы» и «Резервов», — привет и мою благодарность за их привет.
Ребята могут присылать мне все, что хотят, но — пусть знают, что у меня очень много работы и скоро
