На него уставились ещё две пары глаз. Варя на правах старой знакомой представила соседок. Милые и очень простые сельские девицы, они говорили по-русски с очень заметным белорусским акцентом, зачастую вставляя «деревенские» слова. Рыжая на их фоне смотрелась рафинированной.

Сама Варя была в спортивном костюме, очень выгодном: она и выглядела неплохо, и в то же время не казалась обряженной специально к приходу мужика, как Настюха с её каблуками.

— Ты — тот самый Егор-каратист?

Примерно представляя, как выглядит киношная каратёшная стойка, тот, отложив на койку коробку с зефирками, развёл ноги в стороны и выкинул вперёд кулак.

— Кий-я-а-а-а!

Получилось неожиданно круто. Рука с неимоверной скоростью улетела вперёд и вернулась на исходную. Если бы на излёте кулака там находился чей-то нос, то на лице вместо выпуклости образовалась бы впадина.

Обладательница телевизора обрадовано хлопнула в ладоши и шагнула к гостю, пощупав бицепс.

— С тобой, Егор, не страшно ходить по тёмным улицам. Никто не пристанет.

— Я пристану.

Ответ понравился всем. Одна из филологинь метнулась ставить чайник. К началу фильма уже разлили чай и разобрали зефирки. Егор причитающуюся ему уступил Варе, заслужив благодарный взгляд.

Наконец, после документального фильма о знатных хлеборобах Краснодарского края возникла заставка «Мосфильма» с мужиком и женщиной, соединившимися в неудобной позе, никакой Камасутрой не предусмотренной.

Девочки притихли, даже чай отставили, а затем вдруг прорвало. Они наперебой выкрикивали реплики персонажей за миг до того, как их произносили артисты:

— Автомашину куплю с магнитофоном, пошью костюм с отливом — и в Ялту!

— Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк! Р-р-р-р-р!!!

— Ты куда шлем дел, лишенец?

— Какой хороший цемент — не отмывается совсем.

Некоторые из этих фраз, вроде: «Кто ж его посадит?! Он же памятник!», Егор слышал хотя бы краем уха. Наверно, некоторые перлы из сценарного текста начали жить своей жизнью, независимо от фильма, который посмотреть не довелось, как и большинство из советской классики. Исключение составлял «Ирония судьбы, или С лёгким паром». Всякий раз, когда Новый год отмечали с мамиными родителями, бабушкой и дедушкой, его пересматривали непременно. Где те времена… Бабушка жива, она в Воронеже, отказавшись переехать в Москву. А уж теперь он её точно не увидит. Разве что украдкой из-за угла — моложе на 40 лет.

А ещё «Иван Васильевич меняет профессию» с бессмертым: «Алло, милиция? Всё, что нажито непосильным трудом…»

— Ты о чём-то задумался? — толкнула его локтем Варя. — Тебе не нравится?

— Ну что ты! Просто вспомнил, как смотрел его первый раз, с мамой в Речице. Тогда тоже своего телевизора не было, ходили к соседке.

— Понятно… — кивнула Варя и тут же радостно заголосила: — Лошадью ходи, век воли не видать!

Впитывая киношную одиссею Доцента, Егор ощутил нечто вроде дежа-вю. Понимание созрело, когда Леонов заходил в мужской туалет в женской одежде. Настюха тогда заметила: классные чулки у Савелия Крамарова. А ведь насколько история похожа на его собственную! Тоже вынужден вживаться в чужой образ, почти ничего не зная о предшественнике. Надо сказать, директор дедсада в роли Доцента, по замыслу авторов фильма, придумал классную отговорку: в поезде с полки упал, тут помню — тут не помню. И здесь провалы в памяти появились именно после железнодорожной поездки в Москву… Объяснение паршивое, но хоть какое-то. Лучше, чем ничего, если припрут к стене.

Когда фильм закончился, и по экрану вместо привычной Егору рекламы потекли какие-то пейзажи, заполняя паузу до следующей передачи, Настя спросила:

— Бежишь? Или посидишь с одинокими красивыми?

— Красивых вижу, про одиноких не верю… Посижу!

— Дзеўкі па вечарах песні спяваюць пад гітару, — добавила Ядвига, третья обитательница комнаты, единственная в очках, придававших ей строгий вид. Увидев недоумённый взгляд парня, сжалилась: — Девки по вечерам поют под гитару. Ты же учил в школе беларускую мову!

— В школе развивал уже студенческий навык: выучил-сдал-забыл. Память не безразмерная.

— Матчыну мову?!

— Мама у него по-русски говорила, — вступилась Варя. — Не чапляйся к хлопцу. И так едва его заманила — на телевизор. Сбежит — сама ищи следующего.

Девицы дружно засмеялись, а четвёртая, её звали Марыля, самая миниатюрная из филологинь, сняла со стены шестиструнную гитару с наивным розовым бантиком у колков грифа.

Пели они вчетвером звонкими голосами в одной тональности — «Под музыку Вивальди» Никитиных, «Как хорошо, что все мы здесь сегодня собрались» Митяева и прочий студенческо-костровый репертуар.

— Егор всё это сам в агитбригаде поёт, — заметила Настюха после очередного хита. — Выдай нам что-нибудь не из агибригадного. Аббу!

— Абба — попсовая группа из империалистической страны, где угнетается рабочий класс, — заявил Егор, отметив, как девицы дружно прыснули от идеологически правильного заявления. — Я спою песню американского коммуниста Дина Рида.

Он взял гитару, по-детски малогабаритную. Играя в рок-группе, привык к серьёзным электрическим. Естественно, от Дина Рида помнил только его имя. Скажем мягко, не сильно популярный исполнитель для третьего тысячелетия, зато в 1981-м — идеологически подходящий.

Попробовал струны, покрутил пару колков. Третий сорт ещё не брак. Но, скорее, четвёртый. Зато пальцы слушаются хорошо. Гриф гитары им привычный.

— Слова Редьярда Киплинга. «Дорога на Мандалай».

Save me from drowning in the sea Beat me up on the beach What a lovely holiday, There's nothing funny left to say…[1]

На самом деле, песню The Road to Mandalay написал и исполнил Роби Уильямс. Точнее — напишет и исполнит через сколько-то лет, Егору приходилось выступать с кавером. Но к чему такие подробности? Девочкам нравилось! Они затребовали сыграть на бис и радостно подпевали на «чистом английском»: пам-пам-пам-па-рам-пам-пам-пам… Манделей!В этот вечер покойный Дин Рид, возможно — в данной реальности ещё живой, был плодотворен как никогда. Особенно понравились барышням динридовские The Unforgivenи StillLovingYou. Егор думал было приписать Дину Риду ещё и Hotel California, но вовремя вспомнил, что Eagles исполнили эту песню раньше 1981 года.

Студентки начали бурно обсуждать, у кого из них знакомые фарцовщики, спекулирующие пластинками, чтоб заказать диск Дина Рида вскладчину. Или хотя бы переписать его на магнитофонную ленту. Егор постарался скрыть досаду. Музыкальные спекулянты — люди разбирающиеся, они мигом смекнут, что это никакой не Дин Рид, не Демис Руссос