– Картье де Гранте. Но, боюсь, вам его имя ни о чем не скажет. Это новое дарование Либрума.

Подруга хмыкнула, но замаскировала смешок приступом кашля.

– Понятно, – сухо сказала Кларисса, мгновенно утратив ко мне интерес.

Мы поболтали с Даниэлем немного о бале, поделились впечатлениями, обсудили общих знакомых. Но скоро Клариссе стало скучно, и она, надув губки, обратилась к бойфренду:

– Милый, давай потанцуем!

– Хорошо, любимая. Девчонки, мы к вам скоро вернемся, – подмигнул он, прощаясь, и растворился с подружкой в толпе.

Вскорости и Мари отправилась в центр зала под ручку с одним из своих знакомых, а у меня появилась отличная возможность подкрепить иллюзию. Я прошептала заветные слова, улыбнулась, довольная результатом, и уже было собралась двинуться к столику для фуршета, как меня окликнула Майя. В воздушном персиковом платье, расшитом изображениями райских птиц, она казалась самим воплощением грации и изящества. Рядом с ней шел Тим, и причина неестественного блеска ее карих глаз мне стала очевидна даже без восторженно-недоверчивого восклицания:

– Кара, умоляю, скажи, что это неправда!

– Это неправда, – невозмутимо отозвалась я, и подруга прикрыла ладонью рот, а приятель звучно расхохотался, мол, я же говорил.

Ну а дальше мы перешли к уже привычному обсуждению мероприятия и собравшихся в Амфитеатре гостей. Майя попала в Эдем чуть меньше года назад и, как и мне, все ей здесь было в новинку. В компании ребят, посвященных в мою маленькую тайну, находиться было приятно и легко. Мы смеялись, шутили, а мои частые шепотки воспринимались более чем лояльно.

Признаться, к этому моменту ресурс прилично опустел, и я чувствовала себя марафонцем, одолевшим две трети дистанции. Однако стараниями Тима в деле стихоплетства порядком поднаторела. Он придумал забаву – сыпал вопросами, а я, пританцовывая, старалась привязать ответ к злободневной тематике. Так что море бушевало, месяц в волосах сиял, а настроение было отличным. Хотя я и понимала, что долго так не протяну.

Внезапно заметила, что расслабленное выражение лица Майи сменилось настороженно-изумленным.

Резко обернулась, чтобы понять, что так удивило подругу, – и тут же попала в плен пронзительно-голубых глаз. Пространство вокруг неожиданно сузилось до меня и мужчины напротив, приглушая звуки музыки и размывая очертания других гостей.

– Девушка-море, девушка-луна… Кажется, мы с вами еще не знакомы? – долетел до меня, как сквозь толщу воды, бархатистый обволакивающий голос.

Я промолчала, как завороженная глядя на мужчину, который, казалось, сошел прямиком со страниц женского романа.

– Шон Феррен. – Он вскинул черную бровь, намекая, что хочет узнать мое имя.

Гордая осанка, аристократические черты лица, чистая речь – все в нем так и кричало о высоком происхождении. Однако лукавый прищур голубых глаз наводил на мысль о том, что, несмотря на манеры джентльмена, благородством первый писатель Либрума был наделен… в меру.

– Наслышана, – отозвалась, немного придя в себя.

Шон ухмыльнулся.

– Не верьте всему, что обо мне болтают злые языки.

– Даже тому, что вы разбиваете девичьи сердца? – уточнила шутливо, а господин Феррен посмотрел на меня, как на чудо.

Так и видела, как у него в голове мелькнула мысль: «Неужели оно еще и разговаривать умеет?»

– Особенно этому.

– А как же мое сердце? Оно ведь разбито как раз из-за вас…

Шон иронично вскинул бровь, демонстрируя, что жаждет услышать объяснения. Судя по выражению лица, наш словесный поединок доставлял ему немалое удовольствие.

– Мой проект шлема, моделирующего реальность, завернули как раз из-за вашей запатентованной деятельности, – невинно заключила я, улыбнувшись.

– Сожалею, – произнес он без капли сочувствия в голосе. – Буду рад загладить свою вину. Как насчет танца?

От его слов и интимных ласковых интонаций сердце сделало мертвую петлю и рухнуло куда-то вниз. И уже где-то там, на недосягаемых глубинах, забилось, затрепетало, наполнив меня затаенным восторгом и предвкушением чего-то волшебного… А моя иллюзия тотчас подернулась серебристой рябью.

– Девица, что живет в объятиях морских, не может променять их ради забав земных, – прошептала я, возвращая контроль над фантазией.

Зрачки Шона расширились, заполняя своей чернотой голубую радужку. В его глазах вспыхнуло изумление со смесью восхищения, но тут же сменилось озорным блеском, а тонкие губы изогнулись в кривой улыбке – он обо всем догадался.

– Я бы с радостью приняла ваше приглашение, господин Феррен, но, боюсь, из всех бальных танцев мне знаком только вальс, – добавила невозмутимо, стараясь увильнуть от потенциально опасного действа, не потеряв при этом лица.

Мой кавалер медленно повернул голову в сторону сцены. Я повторила его маневр и с облегчением уловила доносившийся оттуда бойкий мотив. А в следующую секунду мне выпала редкая возможность убедиться, что первый писатель Либрума ни капли не джентльмен. Ибо вместо того, чтобы деликатно откланяться, он ухмыльнулся и небрежно вскинул вверх руку, подав музыкантам какой-то знак пальцами. Ритмичная мелодия тут же сменилась плавной, лирической.

Раз-два-три… Раз-два-три… Раз-два-три…

– Прошу! – Шон протянул мне руку так, будто предлагал не потанцевать, а прогуляться с ним прямиком в бездну.

И я, поддавшись порыву, решила принять этот вызов и с улыбкой на устах сделала шаг навстречу погибели – вложила свою ладонь в его руку. Видимо, здравый смысл – не мое.

Сильные горячие пальцы тут же сомкнулись вокруг моих, будто придерживая, не давая удрать, и от этого простого действия по коже поползли мурашки.

Откуда-то сзади донесся испуганный шепот:

– Кара…

Но я не обратила на него внимания, продолжая неотрывно смотреть на мужчину, который крепко сжимал мою руку.

– Вы так и не сказали, как вас зовут? – хрипло поинтересовался он, подойдя чуть ближе.

– Кара. Кара Грант, – выдохнула я чуть слышно.

– Рад знакомству, Карина, – вкрадчиво произнес Шон, и провокационно коснулся губами моих пальцев.

Теплое дыхание обожгло кожу – и контуры фантазийного наряда утратили четкость, размылись. А господин Феррен, отстранившись, самодовольно ухмыльнулся. Так вот, значит, чего он добивался! Мерзавец!

Ситуацию надо было срочно исправлять, и я, глядя в упор на своего бессовестного кавалера, медленно, словно слова древнего предсказания, прошептала: