соседей, как поляки и шведы. Смертельный риск был совершенно очевиден. Даже стольник свиты Голицына, не говоря уже о высокопоставленных лицах, наверняка имел между двумя Чигиринскими походами достаточно информации для верных умозаключений. Это не значит, что он их сделал, ведь даже далеко не все бояре ситуацию верно поняли. Но главное, к должным выводам пришел сам государь.

Хотя сам царь Федор Алексеевич знал польский язык, в 1678 г. по его указу в Посольском приказе был сделан очень точный перевод сочинения Старовольского. В это же время государь, лично изучив историю русско-турецких дипломатических отношений с 1613 г. и отправив мирное посольство в Стамбул, убедился, что только сравняв Чигирин с землей, державы получат шанс на выход из войны[179]. С другой стороны, огромное значение придавали Чигирину поляки, с которыми как раз истекал срок Андрусовского перемирия 1667 г.: по нему Россия была обязана вернуть Речи Посполитой Киев, а остальное Правобережье и так числилось по перемирию за поляками. Уступка Малой России туркам, сделанная в Журавне, по мнению воинственно настроенных панов не означала даже мысли о переходе Правобережья к Москве[180].

Если вы не поняли ситуацию, не огорчайтесь. Многие современные историки ее не понимают, отказываясь, как истинные гуманитарии, сложить два и два. Вся «картина маслом» описана мной в исследовании государственной деятельности царя Федора Алексеевича[181]. Вот ее главные черты вкратце.

Россия одна вела войну с Османской империей, кратно превосходящей ее в численности войск и «золотых солдат». Государственные доходы, кровь войны, у султана были, сравнительно с нашими, неисчерпаемы. Уже к началу царствования Федора Алексеевича экстренные налоги, необходимые для содержания и снабжения армии, душили экономику России. Чем больше их вводилось, тем меньше собиралось: люди не могли платить. Сумма недоимок росла, а число собранных серебряных копеек (рублевой монеты не было) становилось меньше. За победоносные для нашей армии 1676 и 1677 гг. ситуация стала много хуже.

Призывы царя к сословиям жертвовать на войну исполнялись, дворяне, купцы, архиереи и др. честно собирали деньги, отдавая серьезную часть имущества, а монеты становилось все меньше. А.И. Лызлов был в курсе ситуации – по царскому указу он, как и все помещики, должен был вносить в казну деньги за своих крестьян: ждать, когда крестьяне их соберут, казна не могла. Теоретически из собранных копеечек он должен был получать жалованье стольника. На практике денег едва хватало для содержания, снабжения и пополнения боевых частей, понесших за годы войны изрядные потери. В отличие от Лызлова, царь видел всю картину в динамике по годам, с точностью до полушки и до каждого записанного в армию человека: дворянина, стрелецкого сына, охотника и даточного от крестьян. С людским ресурсом тоже все было плохо.

Продолжать войну Россия не могла: это было экономическое самоубийство. И закончить войну, отказавшись от защиты Правобережья, казалось невозможным: Голицын для того и брал Чигирин, чтобы османско-крымские войска не пошли на Киев и в русские пределы. Разгромить турок и татар, очистить все Правобережье в одной кампании Россия, может быть, и могла. Но Османская империя продолжила бы войну в идеальных для себя условиях, против одного противника. Ее вековые враги, персы и австрийцы, с которыми султаны по очереди воевали, были просто счастливы передышкой и стояли в сторонке, довольно потирая руки. А поляки и шведы, недовольные итогами предыдущих войн с Россией, ждали только ее истощения, а лучше поражения, чтобы напасть на русские пределы с запада и севера, возвращая «свое».

В Москве знали, что во дворце султана в Стамбуле не все довольны затратной войной за выжженную землю Правобережья. Прекратить войну османы не могли: моральный фактор в их мотивации был очень силен. Чести султана был нанесен урон: он не смог защитить правобережного гетмана, принявшего турецкое подданство; русские взяли в Чигирине его вассала, его бунчуки и его янычар. Вернув Чигирин, султан был обязан затем наказать русских: такова была традиция османской политики.

Однако почему именно Чигирин? Ведь на деле маневренная война шла на условном фронте в тысячи километров и на морях, нарушая турецкое убеждение в том, что Черное и Азовское моря есть султанские озера. Потому что фокус войны свел на эту небольшую крепость князь В.В. Голицын; безусловно, по воле царя Федора Алексеевича, от которого получил чрезвычайные полномочия. В самом деле: в 1676 г. князь взял Чигирин, а в 1677 г. свернул весь фронт боев на суше и на море, как бы предлагая султану отмстить за поражение его войск именно тут, именно в боях за Чигирин. Никто уже не вспоминал, что Россия бросилась воевать в защиту Речи Посполитой, ныне союзницы Турции. В Стамбуле только вздохнули, когда русские перестали донимать их владения повсюду, где могли дотянуться, включая побережье Крыма. Поражение Ибрагим-паши под Чигирином затмило прошлое. Если бы Чигирин исчез, а честь султана была бы восстановлена, стороны могли прекратить смертельную для Москвы и невыгодную для Стамбула войну, в которой затраты были велики, а доходов – ноль.

Однако просто «разорить» Чигирин было невозможно. Турецко-крымская военщина притязала минимум на все Правобережье с Киевом. Ее следовало остановить и строго наказать, чтобы благоразумные дипломаты смогли закрепить мирным договором достигнутое военно-политическое status quo. Преподать урок туркам и татарам должны были русские и малороссийские воины, которые, в свою очередь, не могли думать о разрушении Чигирина иначе как о катастрофе[182]. Угроза военного поражения заботила всех, вплоть до государя, лично вникавшего в детали энергичных мероприятий по укреплению Киева и Чигирина[183].

Трагедия Чигирина

Мы не можем утверждать наверное, что драматические события второго Чигиринского похода оказали определяющее влияние на формирование исторических взглядов А.И. Лызлова, поскольку их подоплека осталась тайной не только для современников, но и для исследователей[184]. Не исключено, что молодой стольник пришел к своим выводам позже, под воздействием более очевидных военно-политических закономерностей Крымских походов. Но оценка последних настолько значительно зависит от понимания переломного решения царя Федора Алексеевича и В.В. Голицына 1678 г., что своеобразие концепции «Скифской истории» в любом случае уходит корнями в поля сражений вокруг Чигирина.

Согласно ожиданиям, султан Магомет IV двинул на Правобережье Днепра мощную армию под командованием великого визиря Кара-Мустафы. 8 июля 13‑тысячный российский гарнизон Чигирина во главе с окольничим И.И. Ржевским узрел под стенами 80 тысяч турок, около 5 тысяч молдаван и валахов с их господарями и 30 тысяч татар хана Мурат-Гирея, при 25 осадных пушках, 12 мортирах и 80 полевых орудиях: турки учли опыт прошлого года и резко усилили свою артиллерию.

Между тем 50‑тысячная