Мы намеренно отделили жизнь от умирания, и эта пропасть между жизнью и умиранием есть страх. Этот интервал, это время создано страхом. Жизнь — это наши каждодневные муки, обиды, печали, смятения со случайными проблесками, в которых мы, как в раскрывающееся окно, видим полное красоты море. Вот что мы называем жизнью. И мы боимся умереть, что означало бы прекратить эти страдания.

Мы готовы цепляться за известное, чтобы не оказаться лицом к лицу с неизвестным. Известное — это наш дом: наша обстановка, наша семья, наш характер, наша работа, наши знания, наши слова, наше одиночество и наши боги. Известное — это все то мелкое, что образует нескончаемый круговорот в самом себе, со своим собственным ограниченным шаблоном существования, полного горечи.

Мы думаем, что жизнь протекает всегда в настоящем и что смерть — нечто такое, что ожидает нас в отдаленном времени. Но мы никогда не задавали себе вопрос, является ли эта каждодневная борьба жизнью вообще. Мы хотим знать истину о перевоплощении. Мы хотим получить доказательства, что наша душа будет продолжать жить. Мы прислушиваемся к утверждению ясновидящей и выводам психологических исследований, но мы никогда не спрашиваем, как жить, как жить с восторгом и очарованием каждый день. Мы примирились с жизнью, какая она есть, со всей ее болью и отчаянием, мы к ней привыкли и думаем о смерти как о чем-то, чего надо стараться избежать. Но смерть — нечто такое же необычайное, как и жизнь, если мы знаем, как жить. Вы не можете жить без умирания. Вы не можете жить, если вы не умираете психологически каждую минуту. Это не интеллектуальный парадокс. Чтобы жить полно, целостно, в каждом дне открывая все новую и новую прелесть, нужно умирать для всего вчерашнего. Если этого нет, вы живете механически, а механический ум никогда не сможет узнать, что такое любовь или что такое свобода.

Большинство из нас панически боится умирания, потому что мы не знаем, что значит жить. Мы не знаем, как жить, и поэтому не знаем, как умирать. До тех пор, пока мы испытываем страх перед жизнью, мы будем бояться смерти. Человек, который не боится жизни, не страшится и полной беззащитности, потому что он понимает, что внутренне, психологически никакой защищенности не существует.

Когда нет уверенности в безопасности, имеет место нескончаемое движение, и тогда жизнь и смерть — одно и то же. Человек, живущий без конфликта, живущий в красоте и любви, не боится смерти, так как любить — значит умирать. Если вы умираете для всего, что знаете, включая вашу семью, ваши воспоминания и все, что вы чувствовали, тогда смерть — очищающий и обновляющий процесс; тогда смерть приносит чистоту и невинность. Только невинные, чистые люди обладают страстью, а не те, которые верят и хотят выяснить, что же произойдет после смерти. Для того чтобы действительно выяснить, что произойдет после, когда вы умрете, вы должны умереть. Вы должны умереть не физически, но психологически. Вы должны внутренне умереть для всего, чем вы дорожите и что вас огорчало. Если вы умрете хотя бы для вашего одного удовольствия, самого малого или самого большого, умрете естественно, без какого-либо усилия или аргументации, вы будете знать, что значит умирать.

Умирать — значит иметь ум совершенно пустой от своего собственного содержания, от своих повседневных стремлений, удовольствий и мук. Смерть — это обновление, мутация, в которой мысль совершенно не функционирует, так как мысль есть старое. Когда приходит смерть, возникает нечто совершенно новое. Свобода от известного есть смерть. И только тогда вы живете.

Я наблюдал за тем, как отливает золотом синева неба на западе, вслушивался в шум автомобилей и автобусов вдалеке. Деревья и цветы таили в себе Невысказанное Обещание; в небе парила птица, трепетали ее нежные крылья. Вот-вот родится на востоке полная луна. Безмерная пустота охватывала землю.

А я думал, что такое скорбь, что значит она для людей? Как встречают они ее? Как действует индуистский ум, когда он встречается со скорбью? Буддист встречает ее одним способом, христианин — другим. Как же встречает ее ум индуиста? Сопротивляется ли он скорби или бежит от нее? Или же ум индуиста объясняет ее рационалистически?

Мне кажется, что единственный способ встретить скорбь — не оказывать ей никакого сопротивления и не производить никакого движения в сторону бегства от нее, внешнего или внутреннего. Единственный способ — оставаться со скорбью целиком, не желая выйти за ее пределы.

Всегда существует одна только личная скорбь, будь то скорбь одиночества, разлуки или тревоги за близкого. Даже находясь в толпе сопереживающих, каждый из нас будет скорбеть по-своему. Безвременное бремя скорби! Оно просто существует и все!

Но существует ли какая-то взаимосвязь между скорбью и страстью? Интересно, что такое скорбь? Существует ли беспричинная скорбь? Мне кажется, существует скорбь, порожденная временем, и скорбь, вызванная неведением, — не отсутствием знаний, а незнанием собственной разрушительной обусловленности. Существует скорбь незнания себя, и, наконец, существует скорбь, причина которой — незнание красоты, заключенной в глубине собственного бытия и выхода за его пределы.

Замечаем ли мы, что, убегая от скорби посредством всевозможных объяснений, мы растрачиваем на мелочи какое-то невероятное происшествие?

Мы знаем лишь одно: скорбь — и движение прочь от скорби.

По сути своей это вовсе не удивляет. Ибо человек с незапамятных времен жил со скорбью. Он никогда не знал, как с ней быть, поэтому он или поклонялся скорби, или бежал от нее. И делал это совершенно напрасно. Ибо и любовь, и скорбь есть одно-единое движение Сердца. Одно движение определяется как радость, другое — как боль.

Но является ли любовь удовольствием? Можно ли сказать, что радость и удовольствие по сути своей есть одно и то же? Без понимания природы удовольствия нет глубин, ведущих к радости. Вы не в состоянии призывать радость. Радость случается. А вот удовольствие я могу призывать, могу к нему стремиться. Если удовольствие — это любовь, такую любовь можно культивировать.

Но может ли существовать любовь, когда налицо скорбь, если под скорбью понимать все то, о чем мы говорим? Разве в скорби нет известной доли жалости к самому себе? Каковы же взаимоотношения между всем этим и любовью? Существует ли в любви зависимость? Обладает ли любовь свойством «меня»