— Просто подумал, вдруг и для меня пригласительное раздобыть получится?

— Даже так? — поразился Звонарь. — Не замечал за тобой прежде тяги к светским раутам!

Я развёл руками.

— Там будет одна интересующая меня особа.

— В личном или профессиональном плане интересующая?

— В личном.

Макар Демидович неодобрительно покачал головой.

— И охота только в этот серпентарий лезть!

Но от нравоучений он воздержался, вместо этого выдвинул верхний ящик стола и достал два изукрашенных золотым тиснением пригласительных. Одно, на котором я успел заметить его фамилию, Звонарь разорвал надвое и выкинул в корзину для бумаг, на втором вписал в пустую графу «Пётр Линь».

— Держи!

— Спасибо! — поблагодарил я доцента и едва удержался от улыбки при мысли о том, как поразится моему появлению на приёме Ника.

Макар Демидович пристально глянул и посоветовал:

— Оденься только прилично. Там по одёжке не только встречают, но и провожают, до твоего ума никому дела не будет. Одежда, лоск и должность. Сплошная показуха! — Он вздохнул. — Но, может быть, и выйдет толк. Людей посмотришь, себя покажешь. Знакомства полезные заведёшь.

— А сами вы чего? — указал я на корзину для бумаг.

Звонарь улыбнулся — не могу сказать, будто зло, скорее просто недобро, и лишь покачал головой, ничего не став объяснять.

— Ты в Новинск сейчас? — спросил он.

— Хотелось бы, — вздохнул я, взглянув за окно.

— Тогда собирайся. У меня с утра важная встреча, в городе переночую. — Макар Демидович снял трубку телефонного аппарата и трижды крутанул его диск. — Нюронька, найди Рашида, предупреди, что мы уже выходим.

Я обрадовался было тому, что домчусь до Новинска со всем комфортом, но в приподнятом расположении духа пребывал ровно до тех самых пор, пока служебный автомобиль не проскочил через блокпост и не покатил по трассе в гордом одиночестве, не став дожидаться попутной автоколонны.

— Вы чего⁈ — возмутился я. — В тёмное время суток…

Звонарь лишь похлопал меня по плечу.

— Беру ответственность на себя.

— Это нам чрезвычайно поможет, когда на диверсантов нарвёмся, — пробурчал я себе под нос, но мою реплику проигнорировали.

Расположившийся на переднем пассажирском сидении Рашид Рашидович начал мирно посапывать, шофёр напряжённо вглядывался в непроглядный мрак — именно во мрак! фары он погасил сразу, как только мы покинули Кордон — а Макар Демидович смежил веки, но, судя по едва уловимым возмущениям энергетического фона, в отличие от реабилитолога не подрёмывал, а сканировал окружающее пространство.

Вкладывал доцент в поисковые воздействия сущие крохи сверхсилы, моё вмешательство лишь внесло бы дисгармонию в эту воистину ювелирную работу, так что я к активным техникам обнаружения засад прибегать не стал, вместо этого задействовал своё пришибленное активным излучением Эпицентра ясновидение да начал потихоньку набирать и упорядочивать потенциал.

Но — обошлось. Добрались до города без происшествий, всего урона — сгоревшие нервные клетки. Ну его к лешему такие поездки.

Так я об этом Звонарю и сказал, а тот лишь благодушно рассмеялся в ответ.

— Вот когда станешь начальником моей охраны, тогда и будешь кишки мотать, а пока — цыц!

Пришлось заткнуться.

Всю первую половину дня субботы я стажировался у Рашида Рашидовича в травматологии, после традиционно убыл на аэродром при учебном корпусе ОНКОР, чтобы ничуть не менее традиционно прожариться в Эпицентре, и на без малого двое суток покинуть зону его активного излучения.

Думал, Герасим Сутолока затеет разговор о грядущей проверке в боевых условиях, но тот за эти дни и словом ни о чём таком не обмолвился. Я даже заподозрил, что его в эти планы попросту не посвятили. Иначе если бы и не намекнул, то взглядом бы точно себя выдал, а тут ничего. Очень интересно.

У меня аж под ложечкой посасывать начало. Вроде давно ко всему готов и всякое повидать успел, но разнервничался, и всё тут. Возникло даже подозрение, будто предупредил меня Макар Демидович отнюдь не по доброте душевной, а из желания оценить психическую устойчивость.

Ладно! Ладно! Пусть оценивают!

Я спокоен!

Ну — почти.

Отзанимались в любом случае без эксцессов, неплохие результаты продемонстрировали. Как минимум — не хуже обычных.

Всю первую половину понедельника я провёл на курсах ОНКОР, а прямо из учебного центра ОНКОР отправился в городские бани, где побрился и постригся, а затем добрых два часа отмокал, откисал и отмывался в преддверии приёма у Вранов. После сидел в буфете. Там и набрался смелости признаться самому себе в том, что все эти дни был на нервах отнюдь не из-за грядущего боевого задания, а исключительно в силу скорого визита к заместителю республиканского комиссара промышленности. Засомневался даже, стоит ли вообще туда идти.

Ну в самом деле — кому и что я хочу доказать?

Произвести впечатление на Нику? А смысл? Круг общения у нас предельно разный, и ничего в этом плане менять я не собираюсь, поскольку контингент той же «Лиры» вызывает откровенное отторжение. Опять же самозванцем себя ощущаю. Неудобно как-то к незнакомым людям домой заявляться, даром что пригласительное в полном порядке.

Измаялся в общем, собираясь. Даже Мишу Поповича отчитал, что он к занятиям со мной халатно относится. У Нигилиста прямо-таки глаза на лоб полезли от изумления, а Милена из-за его спины большой палец показала.

— Ну знаешь ли, Петя, — надулся сосед, — я к тебе в репетиторы не нанимался!

— Не нанимался, — подтвердил я. — Но пообещал, а это даже серьёзней! Вот завалю я экзамен, и будет тебя совесть мучить!

— Не завалишь, — покачал головой Миша не слишком, впрочем, уверенно. — На трояк, поди, вытянешь.

— Пете этого мало, — улыбнулась Милена, подступила ко мне, поправила галстук и спросила: — Ты куда такой нарядный собрался?

— По делам, — уклонился я от прямого ответа и взглянул в зеркало, желая оценить, как сидит костюм, пошитый у Бориса Марковича.

— Да красавец! Красавец! — уверила меня Милена, а Миша Попович обиженно надулся.

Смотрелся костюм и в самом деле ожидаемо превосходно, к сорочке и шёлковому галстуку претензий тоже возникнуть не могло, а довершали мой образ надраенные до блеска туфли, платиновые запонки и зажим. Верхнюю одежду, решив поймать таксомотор, я надевать не стал, ограничился кепкой и перчатками.

— Ни пуха ни пера! — напутствовала меня Милена.

— К чёрту! — ответил я, спустился на первый этаж, вышел на улицу, а там холодком всего так