Шрифт:
Закладка:
Джоанна: Это представляет для вас проблему?
Борис: Не то чтобы уж очень. Если начинаешь думать о деньгах, то перестаешь думать о том, что ты делаешь. Мы как-то вырыли себе нишу в этой стене и умудряемся в ней выживать.
Джоанна: А как обстоит дело с концертами? Где вы играете и как это все организовано?
Борис: У нас теперь, последние пару лет, есть довольно забавная организация. Называется она рок-клуб[18]. Входят в нее только любительские, самодеятельные группы, и она пользуется поддержкой КГБ[19].
Джоанна: Пользуется поддержкой КГБ?!
Борис: Да, но, конечно, неофициально. Это своего рода профсоюз непрофессиональных рок-музыкантов. Все профессионалы здесь играют полное дерьмо – стопроцентное дерьмо, ну а непрофессионалы пытаются экспериментировать.
Джоанна: Ну и что же делает рок-клуб?
Борис: Они выдают разрешение выступать. Для каждого выступления нужно заполнить кучу бумаг, и тогда нам дают разрешение. Но, по крайней мере, мы можем играть. В рок-клубе также можно взять на концерт инструменты, хотя что-нибудь стоящее получить там почти невозможно.
Джоанна: Вы должны представлять тексты песен на утверждение?
Борис: Конечно! Их все проверяют. Но, опять-таки, система работает очень забавно. Они обращают внимание только на тексты. Музыку можно играть какую угодно.
Джоанна: А что произойдет, если вы представите им тексты, они их утвердят, а потом во время концерта вы споете что-то совершенно другое?
Борис: Я делаю так постоянно.
Джоанна: И что происходит?
Борис: По-разному. Но чаще всего никто просто не обращает внимания.
Джоанна: А люди из КГБ присутствуют на концертах?
Борис: Ну да, конечно.
Джоанна: Ну а ребята из публики, они их не боятся? Они могут танцевать или как-то иначе бурно реагировать на музыку?
Борис: Они могут реагировать, но только оставаясь на своих местах. В противном случае к ним подойдет администратор, или милиционер, или еще кто-нибудь, и их могут вывести из зала.
Джоанна: Сколько человек обычно на концерте?
Борис: Человек 300–400. Иногда больше.
Джоанна: А как зрители узнают о концертах?
Борис: Сарафанное радио.
Джоанна: Концерты бесплатные?
Борис: Нет. Организация, которая предоставляет место для концертов, продает билеты и получает всю прибыль[20]. Мы не получаем ничего, так как мы не признаны официально.
Джоанна: А вы обязаны организовывать свои концерты через рок-клуб?
Борис: Да, именно так. Но иногда мы проводим подпольные концерты.
Джоанна: Что такое подпольные концерты?
Борис: Не в зале, а у кого-то дома или что-то в таком духе.
Джоанна: Вы можете играть в других городах?
Борис: В принципе, мы можем играть где угодно.
Джоанна: То есть игра, о которой ты говоришь – что вы пытаетесь стать все больше и больше, – смысл ее в том, чтобы понять, что, собственно, произойдет, когда вы станете по-настоящему большими. Либо они попытаются вас прижать, либо…
Борис: Они попытаются нас купить.
Джоанна: Купить деньгами?
Борис: Ага.
Джоанна: Чтобы вы перестали играть?
Борис: Нет. Чтобы мы начали играть то, что их будет устраивать. Многие наши друзья, которые раньше были андеграундными группами, получили приглашение от официальных организаций, стали официальными музыкантами и играют музыку, которая устраивает власти.
Джоанна: Вашу почту читают?
Борис: Время от времени. Время от времени они могут сделать всё. Иногда они проверяют, иногда нет, иногда письма до меня просто не доходят. Все это абсолютно непредсказуемо. Они совершенно непредсказуемы.
Джоанна: Твой телефон прослушивают?
Борис: У меня телефона больше нет, но телефон моей матери прослушивают.
Джоанна: А новые группы появляются?
Борис: Да, и если десять лет назад все довольствовались тем, что слушали западный рок и старались его копировать, то теперь люди все больше понимают, что они могут петь по-русски и записывать свою собственную музыку. И хотя качество оставляет желать лучшего, все равно это записывается. 10 лет назад об этом никто не смел думать или даже мечтать. Сейчас во всех городах России люди начинают записывать свою музыку и распространять ее среди слушателей. Я слышал группы из самых невообразимых мест в Сибири. Музыка у них не всегда оригинальная, но они пытаются делать что-то свое, и качество растет. Десять лет назад вопрос стоял о том, чтобы десять групп из Москвы и Ленинграда могли попасть в систему и стать профессионалами, – то есть получить профессиональный статус и начать зарабатывать деньги. Сейчас это больше никого не волнует. Все играют и все записываются. Ситуация напоминает то, что происходило в Англии в 1976–1977 годах[21]. Все понимают, что они могут делать то, что хотят. Все это довольно забавно, так как из этого может вырасти много хорошего. Человек начинает слушать музыку, затем начинает играть и пытается подражать тому, что он слушает, затем начинает создавать что-то свое. Начинает выступать перед все большим и большим количеством людей. Имя его становится все более и более известным, он заряжается энергией от публики и начинает думать о том, что он из себя представляет, каков его образ, начинает думать о себе. Обычно люди не думают, они делают то, что им положено делать. А я надеюсь, что процесс создания музыки изменит их способ мышления. Раньше они просто пытались подражать. У вас были хиппи, и у нас появились хиппи, у вас были панки, и у нас появились панки. Но я считаю, что это может измениться, что молодые люди будут пытаться понять, что они, собственно, из себя представляют, что они хотят делать в жизни, как они хотят это делать. Они таким образом откроют себя для самих себя – и начнут жить! Вот на что я надеюсь – пробудить их, освободить их для их же собственной жизни.
Джоанна: Ты сказал, что КГБ предлагает деньги андеграундным группам, понуждая их играть «правильную» музыку…
Борис: Понимаешь, КГБ в данный момент лучшая официальная организация в этой стране,
