но теперь занимает лишь весьма немногих – остались ли мы верными Христу, или покинули мир изменниками Богу? Только с этой стороны возможна оценка нравственного содержания личности и ее значения, а не со стороны внешнего выражения этого содержания, часто не отражающего его, или отражающего неверно, ибо важно не то, что человек сделал, а то, какое место он занимал в общей цепи людей, идущих к Богу, как отнесся к голосу Христа, призывающего его к жизни.

Если бы в поисках Христа мы были предоставлены самим себе и для того, чтобы отыскать истину, или хотя приблизиться к ней, были вынуждены бросаться из одного места в другое, если бы мы были лишены ощущения истины, с коим родились, или не знали бы, где она находится или в чем состоит, что указано Христом; а вместо этого были вынуждены собственными усилиями доходить до познания истины и собственными усилиями приближаться к ней, тогда мы не имели бы греха, ибо не знали бы, что значит компромисс. «Если бы Я не пришел и не говорил, то не имели бы греха: а теперь не имеете извинения в грехе своем» (Иоан. гл. 15, ст. 22).

Но Христос стоит безотлучно подле каждого из нас, оберегает от малейшего дуновения греха, ежеминутно предостерегает от падения, безостановочно зовет к Себе, и сколько великих чудес, сколько чрезвычайных проявлений Промысла Божия было бы записано на страницах истории, если бы у нас открылись духовные очи и, заметив это небесное покровительство, мы бы сказали, что действительно не одиноки! А для этого нам нужно научиться только слышать, ибо Господь обращается к людям на языке, для всех одинаково понятном. «Имеющие уши слышать, да слышат», – неоднократно повторял Христос.

Но мы очерствели, мы изумительно глухи к зову Христа, мы даже не замечаем этого зова, не угадываем его в его разнообразнейших, бесконечных проявлениях. Но этот зов не умолкает, ибо как бы ни довольствовался человек содержанием своей жизни, как бы ни старался разнообразить это содержание так, чтобы всегда быть радостным и счастливым, однако нет человека, который бы не встречался в своей жизни с такими моментами, когда вдруг всё его окружающее кажется ему немило, когда программа его жизни кажется ему неверной, когда всё здание его жизни, с такою любовию воздвигаемое, не только не удовлетворяет его, но кажется ему тем ненужным балластом, от которого он желал бы освободиться…

Он чувствует где-то роковую ошибку в жизни, с ужасом догадывается, где она, но не имеет мужества признаться себе в том, что эта ошибка, обесценившая на мгновение всю его жизнь, со всеми ее задачами и запросами, заключается только в том, что в основании ее им была положена идея его личного блага, а не исполнение воли Того, Чья воля должна быть исполнена безотносительно к этому благу. Это – те моменты минутного часто просветления, какие на языке нашей обыденной жизни называются пресыщением, утомлением, разочарованием, а по народному верованию признаются Божиими посещениями.

Для огромного большинства людей эти моменты являются лишь редкими исключениями в жизни, и над ними не принято задумываться, а наоборот, принято гнать их от себя как нечто ненужное, вредное, нарушающее гармонию их жизни, создающее ненужные диссонансы в ней; для некоторых, более чутких людей они являются теми радостными солнечными лучами, которые, освещая фон их жизни, позволяют им рассмотреть сквозь призму этих небесных лучей всё неясное в их жизни и проверить ее содержание, еще для некоторых – эти моменты являются зарею новой жизни, теми сигналами, при одном звуке которых они опрокидывают свою прежнюю жизнь и перестраивают ее на совершенно иных началах.

Труден, непередаваемо труден первый шаг навстречу к этим лучам!

Но, по мере приближения к ним, всё яснее и яснее освещаются горизонты вечной истины, всё легче и легче становится распознавать действительное от воображаемого, истинное от ложного, и тогда обостряется духовное зрение, при помощи которого становится до очевидности ясно не только то, что на противуположных полюсах мировой жизни человечества лежат два враждебных начала – истина и ложь, но и то, что средины между ними нет и не может быть, что свободной воле человека предоставлено избрать для руководства в жизни одно из этих начал, и что нет безразличных мыслей, поступков или действий, которые бы не могли быть отнесены к природе того или иного начала, или могли бы существовать вне связи с ними.

Тогда на фоне небесного света, во всей лучезарной красоте своей, выступают слова Христа Спасителя: «… а Я говорю вам – да будет слово ваше да, да, нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого». (Мф. гл. 5, ст. 34, 36), сказанные тем, кто думал, что христианская мораль допускает какие-либо компромиссы между нравственным долгом и отношением к нему. Тогда ясно, что между «да» и «нет» не может быть средины, и что всё, что не отвечает требованиям правды – является ложью, что нельзя одновременно служить Богу и мамоне, и что тот, кто не собирает, тот расточает. Тогда открываются духовные очи, и компромисс обнаруживается там, где логика поврежденного разума никогда его не усматривала.

Н. Н. Неплюев услышал этот призыв Христа в блестящей обстановке придворного бала, при дворе Баварского короля.

Его нежная чуткая душа и в звуках оркестра уловила стоны Распятого Бога и с тех пор уже не могла успокоиться. Блестящие дарования, колоссальное богатство, знатность, исключительное служебное положение, открывающее заманчивые перспективы карьеры, – словом всё, что ценится здесь на земле так дорого, что служит целью неутомимых исканий огромного большинства, – всё это утратило в глазах Николая Николаевича всякую цену и значение.

Он познал вечную цель и, познав ее, сделался духовно свободным. С этого момента в жизни Неплюева наступает резкий перелом. Рвутся мирские привязанности, крепнут духовные связи. Он сбрасывает с себя блестящий мундир дипломата и, сопровождаемый несомненными благословениями свыше, нашедшими свое выражение в знаменательных снах, описанных им на страницах III тома полного собрания его сочинений, покидает службу, чтобы ехать в одно из своих имений, в Черниговскую губернию, просвещать светом Истины Христовой крестьянских детей.

Одна за другой вырастают школы, низшие, средние, специальные, приюты, богадельни, больницы, – словом всё, что требовалось для духовного оздоровления и нравственного просвещения крестьянства. Затем деятельность Николая Николаевича начинает отражать во вне те мотивы, коими определялась его основная идея. Подготовлялся постепенно переход к стройной трудовой общине, основанной на началах братолюбия, и выросшей впоследствии в известное Крестовоздвиженское Трудовое Братство. Николай Николаевич делается проповедником идеи создания трудовых братств, повсюду возвещая, что труд и любовь являются надежнейшими способами