Шрифт:
Закладка:
Кейт высосала кофейную пенку через отверстие в крышечке и добралась до горячей жидкости. Она улыбнулась про себя. Только первый кофе дня дарил наибольшую радость. Сумка с сосновыми шишками свисала с ее запястья, она шла, а чемодан на колесах трясся на неровностях позади. Время от времени Кейт останавливалась, чтобы поднять багровый или рыжий лист, еще не успевший под действием холода обратиться в коричневый.
Было девять, когда она добралась до дома. На кухонном столе ее ждала корзина с морковью, пастернаком и сельдереем с его щупальцами Чужого; должно быть, отец тоже рано встал сегодня.
Часть сада была отведена под грядки с овощами. Мак взращивал их, сколько Кейт себя помнила. Несмотря на то что у него была дача, он еще приходил обрабатывать участок, прилегающий к их старому дому. И зимой, и летом в овощах у них не было недостатка. А в особо урожайный год доставалось и соседям.
Кейт схватила свой «Полароид» и сфотографировала корзину, закрепив проявившуюся фотографию на пробковую доску. Сняв пальто и шапку, она бросила на кухне свою вечернюю сумочку и чемодан и схватилась за альбом с карандашом.
Стрелки морковной ботвы застенчиво закручивались друг вокруг друга, их оранжевые тела изгибались, обнимая бледный пастернак, который делил с ними ложе. Извилистые корни сельдерея прорастали через грубую кожицу клубня, напоминая монстров Герберта Уэллса.
Она рисовала несколько часов подряд, дополняя линии карандаша тонкими черными чернилами. Пространство вокруг стола было усеяно зарисовками, яркие зеленые цвета на фоне сдержанного коричневого и янтаря. Рождался новый дизайн ткани. Вдохновение могло прийти отовсюду. Как раз в тот момент, когда она думала, что его искра угасла, на помощь ей пришла корзина грязных кривых овощей.
Она рассеянно взяла чашку и сделала глоток.
– Бр-р! – поморщилась Кейт, никогда не любившая холодный кофе, если, конечно, в нем не было «Бейлиса»[3], а лед не был положен специально. Она подошла к шкафу, вынула кофейный картридж и включила кофемашину. При этом осознала, что все еще ходит в уличной обуви, но как раз в тот момент, когда собралась ее снять, зазвонил телефон. Это была Лаура.
– Привет, предательница, – сказала Кейт.
– Что?
– Ты рассказала Мэтту о моем свидании. Он назвал того парня плачущим веганом.
Лаура рассмеялась.
– Великолепное определение, – заключила подруга.
– Лаура!
– Ой, прости. Я не думала, что это секрет. И вообще, рано или поздно ты сама ему рассказала бы. Ну, когда взглянула бы на эту историю с юмором.
– Я гляжу на нее с юмором, просто не хочу, чтобы он посмеивался надо мной у меня за спиной, – возразила Кейт.
– Не думаю, что Мэтт из тех, кто хихикает за твоей спиной, – заявила Лаура.
Кейт вздохнула.
– Я тоже так думаю, – покорно согласилась она. – Зачем ему это, когда он может смеяться мне в лицо?
Второй ботинок соскользнул с ноги Кейт и прокатился по полу, оставляя на досках грязный след.
– Ладно, что мы о нем говорим? Я звоню тебе не для того, чтобы обсудить Мэтта. У меня пять минут, пока Чарли не проснулся, а Мина поймет, что я не смотрю вместе с ней мультики. Где и с кем будет свидание сегодня вечером? – поинтересовалась Лаура.
Кейт вытирала пол, зажав телефон плечом.
– Сегодня катание на коньках с Энтони.
– На коньках? – взвизгнула Лаура. – Ты? – На заднем плане раздался детский плач. – Почему ты выбрала коньки?
– В качестве альтернативы предлагались картинг и приготовление пирога. Пирожков я и так делаю предостаточно, а вождение моей «Мини» – тот же картинг, по сути.
– Не хватало только на льду опозориться, – саркастически сказала Лаура. Плач усиливался. – О, черт! Ладно, быстро расскажи, что известно об этом Энтони.
– Шесть футов и три дюйма, темно-каштановые волосы, короткие, но спереди довольно интересные, карие глаза, пожарный, двое детей, отец-одиночка, разведен… – Кейт прервалась.
– Неудивительно, что ты выбрала коньки.
Плач в трубке превратился в сирену, пронзительную и безжалостную. Кейт слышала, как Лаура, тяжело дыша, побежала вверх по лестнице в детскую.
– К тому же пожарный! – добавила она. – Мама идет, Чарли! Ну, звучит многообещающе. Он в курсе, что ты не умеешь кататься?
Теперь источник плача находился рядом с микрофоном мобильного. Лаура, похоже, взяла ребенка на руки. На заднем плане слышался пронзительный голос девочки: «Ма-а-а-амочка! Ты где?»
– О господи! – воскликнула Лаура.
Кейт слышала шаги подруги, пока та спускалась вниз по лестнице с Чарли, который не переставал вопить.
– Мне пора, – крикнула Лаура, – завтра мне все расскажешь! Люблю тебя.
Телефон отключился. Кейт сделала себе кофе и вернулась к работе.
Это правда, кататься она не умела. Вообще. Кроме собственных ног, ни на чем другом она равновесие никогда держать не могла, давно отказавшись от мысли стать когда-нибудь чемпионом по прыжкам на пого-стике; ролики, коньки, скейтборды – все это было за пределами ее возможностей. Ей даже просто прыгать было непросто, хотя с тех пор, как она закончила начальную школу, жизненный навык стал еще меньше.
Кейт выпила свежесваренный кофе, просматривая наброски. Она сделала гораздо больше, чем ожидала. Хотелось добавить еще деталей – руки чесались подчеркнуть тени вдоль края сельдерея, но она пересилила себя; стоит ей взять в руки кисть, и еще час будет потерян.
Телефон просигналил, когда она поднималась по лестнице, чтобы принять душ. Отец прислал ей фото овощного супа, который сварил. Она никогда не думала, что в одиночестве Мак станет настолько искусен на кухне и станет наконец самим собой. Он сильно изменился.
«Четыре года!» – подумала она, втирая шампунь в волосы. За это время у Лауры появилось двое детей, а Кейт стала старшим дизайнером. И это только укрепило их дружбу, которая, как казалось, уже угасла навсегда.
Три месяца спустя после возвращения Кейт в Блексфорд у Беллы, одной из «Секси-кошечек и клубочков», обнаружили рак груди. К счастью, она поправилась, но ее подруг это потрясло. «Секси-кошечки и клубочки» были солидным клубом женщин за шестьдесят, одиноких по собственному выбору, разведенных или вдов. Эвелин и Петулия были его основательницами. Все начиналось как обычные посиделки: несколько подруг собирались выпить чаю, поболтать за вязанием пледов для церковной ярмарки, чтобы не делать то же самое в одиночестве по домам. За первой встречей последовала вторая, за ней третья; компания из четырех человек разрослась до восьми, затем до десяти. Преимущества наличия группы поддержки вскоре стали проявляться. С помощью друг друга женщины, брошенные обществом, вновь обрели жизнеспособность.