Шрифт:

-

+

Закладка:

Сделать

Перейти на страницу:

class="p1">— Понедельник, — отвечает затылок.

— Ничего себе начинается неделька, — говорю я и кланяюсь на четыре стороны.

Оглушительный свист заполняет цирк. «Старо! — несется со всех сторон. — «Непонятно!.. Бородатый анекдот!»

Мои четверо недовольно морщатся.

Не попал! Капельки пота проступают на лбу, и силы оставляют меня. Я опускаюсь на колени перед плахой. Ее поверхность напоминает мне поверхность тех здоровенных пней, на которых мясники разделывают туши.

— Нельзя ли попросить подушечку? — дрожащим голосом говорю я. — А то здесь очень жестко.

«Подушку, просит!.. Подушку просит! — разносится по цирку. — Не может потерпеть минуту!..»

Один из профилей кладет на плаху мою самую любимую в детстве подушечку с вышитым медвежонком.

Другой профиль набрасывает мне на плечи белую простыню и ловко, как в парикмахерской, засовывает ее концы за ворот рубахи.

Мой бывший друг укладывает мою голову правым ухом на подушечку и рекомендует закрыть глаза.

Оркестр ударяется в веселый галоп. Но даже в этом галопе я все же улавливаю левым ухом, как где-то высоко-высоко под куполом бесконечно-одиноко звучит труба Майлса Дэвиса.

— Одну минуточку! — Я приподнимаю голову. — Извините, но я не привык засыпать на правом боку…

Ропот недовольства расползается по цирку. Сопровождающие недоуменно пожимают плечами.

Я ложусь на подушечку левым ухом. Теперь, кажется, все… Вот сейчас затылок начнет заносить над головой невероятных размеров топор, с тем чтобы опустить его с кряканьем в том месте, где у меня сейчас стоит ком, мешающий мне дышать. Я с трудом проглатываю слюну…

— Одну минуточку, — хриплю я. — Можно мне сказать последнее слово?

— Какие предложения будут по этому вопросу? — спрашивает мой бывший друг у всего цирка. — Дать или не дать?

— Да-ать! — орет цирк.

— Кто за?.. Единогласно.

Я с трудом поднимаюсь на ноги. Меня шатает из стороны в сторону. Кровь бухает в висках в такт с большим оркестровым барабаном. И, поймав в легкие воздуха, я выкрикиваю из последних сил:

— Эх, каша манная — ночь туманная!

Я с трудом соображаю, что произошло. Восторженный рей валит с ног моих сопровождающих. Топор падает из рук затылка. Все четверо катаются по арене, зажав животы руками… Это длится долго. Это длится очень долго. Потом они встают с арены и, словно пьяные, поддерживают друг друга, стараясь удержать равновесие. От смеха глаза у них вылезли из орбит, и, не в силах произнести слова, они оторопело смотрят друг на друга. Цирк ревет и стонет в восторженных конвульсиях. Затылок поворачивается в мою сторону, мгновенье смотрит на меня, потом произносит, давясь от смеха:

— Каша…

Он икает, и все четверо в новом припадке валятся на арену. Это опять длится долго. Это опять длится очень долго.

И глядя на них, потных, растерзанных, икающих, я понимаю, что у них не осталось никаких физических сил, чтобы казнить меня сегодня…

Меня препровождают домой. Я остаюсь один в своей комнате.

В моем распоряжении только одна короткая ночь. В шесть утра эти четверо снова придут за мной. И мы снова будем идти, идти, идти… Той же дорогой. Среди тех же любопытных людей. К месту моей казни. А в моем распоряжении только одна короткая ночь. Поэтому я хватаю карандаш и бумагу и начинаю лихорадочно придумывать «репертуар» для завтрашнего шествия. Мне жизненно необходимо завтра опять всех смешить. Иначе завтра меня казнят…

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Хороша Нина Куравлева!.. Да и Леня хорош! 1989

У фотографа Виктора Ахломова свой взгляд на Арканова.

Фазиль Искандер тоже начинал в «Юности», а художник Игорь Макаров — в «Литературной газете».

Лев Новоженов и Михаил Жванецкий иногда пили чай. 1993

Когда-то с Алексеем Козловым бродили по «Бродвею». 1997

С Владимиром Жириновским на первенстве России по игре в «подкидного дурака». 1997

Роман Карцев — гениальный артист. 1998

С Аленой Свиридовой не только дружим, но и записали пару песен.

Лев Дуров неотразим в своем обаянии.

Черное и белое — классическое сочетание. 1998

С женой Наташей через 10 лет после свадьбы.