преимущественно из бывших фокидских наемников, оставшихся без дела по окончании Священной войны, и отправился в Италию. Здесь он несколько лет вел борьбу местными племенами, пока в 338 до Р.Х. не погиб в сражении с луканами у Мандурии. Войско его было уничтожено.

Архидаму наследовал его сын Агис III. Если верить Диодору, это случилось вскоре после битвы при Хиронее. Спарта не участвовал в Коринфском конгрессе и не признала гегемонии Македонии. Филипп II, впрочем, оставил эту дерзость без внимания.

В начале восточного похода македонцев персы не теряли надежды остановить нашествие, подняв войну в тылу у врагов в самой Элладе. Особые надежды, и не без основания, они возлагали на лакедемонян. В 332 г. до Р.Х. (уже после победы Александра Македонского при Иссе) Агис, плавал на Сифн. Здесь он встретился с полководцем Дария III Автофрадотом и получил от него 30 талантов серебром и 10 триер. На персидские деньги царю удалось навербовать 8 тысяч греческих наемников, которые возвращались по домам из Киликии после битвы при при Иссе. С этими силами царь решил начать войну против Антипатра, оставленного Александром управлять Македонией и Грецией.

В 330 г. до Р.Х. Антипатр со всем войском двинулся из Македонии против восставших фракийцев. Лакедемоняне сочли, что пришел их час готовиться к войне и обратились к эллинам с призывом единодушно отстаивать свободу. Большинство пелопоннесцев и еще кое-кто согласились воевать и внесли имена своих городов в списки союзников. В зависимости от возможностей каждый город выставил в качестве солдат цвет своей молодежи: всего пехоты было не менее 20 тысяч, а конницы около 2 тысяч. Во главе стояли лакедемоняне, которые выступили на эту войну всем народом. Командование принадлежало Агису III.

Антипатр, узнав о сборе эллинов, кое-как закончил войну во Фракии, и со всем войском отправился в Пелопоннес. Вместе с союзниками под его началом было не меньше, чем 40 тысяч человек. Произошло большое сражение при Мегалополе, в котором особо отличились лакедемоняне. Курций Руф сообщает, что Агис выделялся среди спартанцев не только внешним видом и оружием, но и храбростью, в чем одном он был непобедим. На него нападали со всех сторон, издали и вблизи, но он, обращая свое оружие к врагу, держался долго, пока не был ранен копьем в бедро. Воины положили его на щит и вынесли в лагерь. Сражение после этого не прекращалось и продолжалось довольно долго. Наконец строй лакедемонян начал слабеть, и под нажимом врага все открыто побежали. Агис, увидев, что его люди бегут, приказал спустить себя на землю и приготовился к бою. Никто из врагов не решался сблизиться с ним. Македонцы издали бросали копья, и одно из них вонзилось Агису в грудь. Когда его вытащили из раны, Агис, быстро слабея, потерял сознание и вскоре скончался. В этом сражении пало более 5000 пелопоннесцев, причем большую часть их составляли лакедемоняне. Обессиленные этим поражением, они послали просить у Александра мира.

VI. Войны диадохов

1) Избрание Филиппа III

После кончины в 323 г. до Р.Х. Александра его друзья-диадохи сошлись в вавилонском дворце, чтобы договориться о новом порядке управления. Наибольшим влиянием среди них в то время пользовался Пердикка, получивший от умирающего Александра царскую печать. Обратившись к собравшимся с речью, он напомнил, что жена Александра Роксана находится на девятом месяце беременности и вот-вот должна родить. Разумно поэтому дождаться родов царицы, и если она произведет на свет мальчика, объявить последнего наследником отца. Предложение Пердикки не встретило единодушной поддержки. Мелеагр возразил, что не следует оттягивать решения и дожидаться гадательного исхода родов Роксаны. “Нечего ждать, что родятся какие-то цари, – сказал он, – надо использовать уже родившихся.” Если они хотят мальчика, то в Пергаме уже есть сын Александра по имени Геракл, рожденный Барсиноей. Если же они предпочитают юношу, то в лагере находится Арридей, брат Александра, человек добродушный, которого весьма охотно примут все не только за его собственные качества, но и за то, что он сын Филиппа. Кроме того, Роксана по происхождению персиянка, и не подобает, чтобы македонцы брали себе царей, у которых в жилах течет кровь тех, чьи царства они разрушили. Этого и сам Александр не хотел. Да, наконец, умирая, он даже не упомянул о Роксане. Однако, и это мнение не встретило одобрения. Так Птолемей отказывался признать царем Арридея не только из-за постыдного занятия его матери, но также из-за серьезной болезни, которой он страдал. (Плутарх сообщает, что Арридей был прижит Филиппом II от распутницы Филинны; когда он еще был ребенком, у него проявлялись добрые и благородные черты характера, но его испортила Олимпиада: от ее лекарств он повредился в рассудке). Птолемей предлагал выбрать царя из тех, кто, благодаря своим высоким достоинствам, стоял ближе всего к покойному Александру, кто правил областями и кому поручалось ведение войн, а не подчиняться власти недостойных ее, которые будут править от имени царя. (Это предложение показывает, как ясно он понимал опасность настоящего положения и с какой смелой интуицией указал на тот пункт, которого необходимо достигнуть, чтобы избежать ее).

Победило мнение Пердикки, и к нему присоединились все остальные. Итак, было решено ждать родов Роксаны и, если родится мальчик, дать ему в опекуны Леоната, Пердикку, Кратера и Антипатра. Немедленно все дали клятву повиноваться этим опекунам.

Между тем, пока диадохи спорили между собой, македонцы-пехотинцы, составлявшие фалангу, недовольные тем, что им не предложили участвовать в совещании, провозгласили на своей сходке царем Арридея, которому они велели впредь именоваться Филиппом. Когда об этом было сообщено всадникам, они послали к пехотинцам, чтобы их успокоить, двух диадохов – Мелеагра и Аттала. Те же, стараясь усилить свое влияние путем лести рядовой солдатчине, не выполнили своего поручения и присоединились к пехотинцам. Мятеж, как только приобрел главарей и советников, тот час разросся. Вооруженные пехотинцы ворвались во дворец, чтобы уничтожить всех диадохов. Узнав об этом, всадники в страхе выступили из города, расположились лагерем и в свою очередь стали запугивать пехоту. Аттал послал убийц к главе противной партии Пердикке. Однако убийцы не осмелились на него напасть: он был вооружен, держал себя вызывающе и выказал такую твердость духа, что по собственной воле вышел к пехотинцам, созвал их на сходку и разъяснил им, какое преступление они затеяли. Пусть они подумают, говорил Пердикка, против кого они подняли оружие; ведь это не персы, а македонцы, не враги, а сограждане, многие из них даже их родственники, и во всяком случае, их соратники, сотоварищи по лагерю и опасностям. Какое восхитительное зрелище