Кастил ничего не ответил. Звуки битвы отдалялись, и я нерешительно открыла чутье. Его эмоции бурлили, как водоворот, и даже мне было трудно в них разобраться.

– К экипажу никого не подпускать, – сказал он кому-то и забрался внутрь. Потолок оказался достаточно высоким, чтобы Кастил мог стоять. – Меня сейчас раздирают противоречия.

– В самом деле?

Он кивнул, и дверца за ним закрылась.

– Я в ярости от того, что ты угрожала лишить себя жизни. От того, что вообще помыслила, будто это подходящий вариант.

– А что еще я могла сделать? – возмутилась я, опустив кинжал. – Они…

– Я еще не закончил, принцесса.

Я вскинула брови.

– По-твоему, меня волнует, закончил ли ты?

По его губам скользнула тень улыбки.

– Я вне себя от того, что ты могла сделать что-то подобное.

– Ну а меня бесит, что в тот момент ты, похоже, не понимал, что у нас не было других вариантов, – огрызнулась я.

– Я все еще не закончил.

– Знаешь что? Мне плевать.

Его глаза превратились в горячий мед.

– Я в ярости – и в то же время в восхищении. Потому что знал: ты бы так и поступила. Убила бы себя, чтобы спасти жизни тех, кто еще остался. Ты бы сделала это, чтобы спасти меня.

Кастил двинулся вперед, а я попятилась и наступила на плащ или еще какую-то одежду герцогини.

– Не заметно, чтобы ты говорил с восхищением.

– Это потому что я не хочу восхищаться таким невероятным безрассудством. – Он опустил подбородок, и его голос стал глубже. – И потому что ты мне нужна.

Внезапная горячая волна прогнала клубящийся внутри меня холод.

– Мне нужно чувствовать твои губы своими. – Он уперся руками в стенку экипажа, загнав меня в клетку. – Нужно чувствовать твое дыхание моими легкими. Нужно чувствовать твою жизнь внутри меня. Ты просто нужна мне. Это желание. Это потребность. Ты можешь быть моей? Вся?

Не знаю, кто двинулся первым: он, я или мы оба. Неважно. Мы сошлись, и поцелуй вышел таким же диким, как и под катапультой, и он сказал все, что было невозможно выразить словами. Мы целовались так, словно еще недавно не чаяли сделать это снова. Мы слишком долго не верили, что у нас еще будет такая возможность.

Мы были на грани гибели или разлуки, и этот поцелуй… и то, что произошло дальше в полутемном экипаже, доказывало, как нас обоих потрясло осознание того, что мы можем потерять друг друга, едва обретя по-настоящему.

И было нечто большее. То, что позволило мне забыть о том, где мы находимся, что я здесь совершила и что происходит за этими тонкими стенками. Кастил вынул кинжал из моих пальцев и сунул в ножны на моем бедре. Потом развернул и поднял меня, поставил на колени на заваленную подушками скамью, стянул с меня легинсы и нижнее белье до колен. Я забыла о том, что сказала герцогиня перед тем, как я ее убила; забыла абсолютную холодность и пустоту, которые испытывала, когда наблюдала за ее смертью; отбросила навязчивое ощущение, что в ее словах была какая-то правда.

Кастил прижал мои руки к стенке и провел острыми кончиками клыков сбоку по моей шее, отчего по мне прокатилась волна горячего влажного жара.

– Это так неподобающе, – выдохнула я.

– Мне плевать. – Он опять куснул мою кожу, и мое тело выгнулось. – Приготовься.

Я так и сделала, хотя ничто не могло подготовить меня к тому, что произошло. Он напал стремительно, как змея, погрузив клыки в мое горло и в тот же самый момент войдя в меня. От боли и удовольствия у меня перехватило дыхание, а широко раскрытые глаза сосредоточились на потолке, на рельефном красно-черном изображении круга, пронзенного стрелой. Бесконечность. Сила.

Королевский герб Вознесшихся.

А потом… потом я опять стала огнем, пламенем.

Исчезло все, кроме безмерного наслаждения и экстаза, подстегиваемых глубокими, рокочущими звуками, которые издавал Кастил, его рукой, скользнувшей между моих бедер, и этими коварными, умелыми пальцами.

Нас поглотило безумие, совершенно отличное от того, что обрушилось на меня, когда я вышла во двор. Может, смерти, которые мы видели и которые сеяли сами, тоже подвели нас к этому моменту – к тому, с каким голодом его рот двигался на моей шее и с какой жадностью мои бедра поднимались к нему. Эти ощущения напоминают, что мы живы. Что мы выжили. Что еще будет время для всех вещей, о которых я думала, когда мы прижимались к земле под катапультой. Даже о неопределенности нашего будущего. И когда буря внутри вознесла нас на гребень и швырнула через край, я знала, что еще нас вела сила наших чувств, с которыми мы оба боролись.

Вот что заставило Кастила бросить своих людей, чтобы спасать меня.

Вот что заставило меня поднести кинжал к горлу и быть готовой убить себя, чтобы спасти его.

Сила чувств, как и то, насколько всепоглощающими они стали, не поддавалась логике. Я уронила голову на его грудь, а Кастил поцеловал уголок моих губ, длинный шрам, потом короткий.

– Я уже твоя, – прошептала я.