М-да, чего-то в этих рассуждениях не хватает… Я, сдвинув пилотку, почесал затылок. А не хватает как минимум трупа террориста, убившего «верного ленинца и пламенного борца за дело коммунистической партии». Охрана ведь, невзирая на общую мудаковатость шефа, ни в коем случае не будет клювом щелкать. Так что, если их чем-нибудь не отвлечь, загонят меня, как мамонта. Отвлечь же можно только телом покушавшегося. Значит, надо искать подходящего пленного и заниматься гнусными подставами. Мысль про то, чтобы взять нужного человека из ближайшего полевого лагеря военнопленных, отмел сразу. Следствие после убийства такого чина будет обязательно, и неизвестно, чего они нарыть смогут. Зачем лишний раз зацепку давать? Не-е-ет… Надо выдергивать пленного из пешей колонны и подальше отсюда. Хрущ в штабе армии до утра останется, так что время еще будет. Тогда выходит следующее — добыть пленного, под утро приволочь туда и ждать «члена» с эскортом. Потом десятью патронами решетить «хорьх», и когда начнется стрельба — валить немца из «ТТ» (благо патроны в этом пистолете и «ППСах» охраны одинаковые). После всего оставляю на АВС пальчики трупа и очень быстро сваливаю.

Вчерне вроде нормально получается. Надо только прикинуть детали, вроде тех, что надо вязать пленного полотенцем, дабы следов не оставалось, и как действовать, если нас там случайные люди засекут. Да, обязательно гильзы от «ТТ» сразу ловить, а то потом ищи их в траве! Хотя если они отстреляют пули из автоматов и сравнят их с извлеченными из тела, может получиться очень нехорошо… А ведь так, скорее всего, и будет. М-м-м… что же делать?

Блин! Зачем мне вообще этот немецкий труп сдался и что я на нем зациклился? И без этих заморочек можно попробовать управиться, только вот убегать оттуда надо будет очень быстро. А ведь самое главное, что я в своих рассуждениях упускаю замыкающую машину сопровождения. Дадут они мне расстрелять «хорьх», как в тире. Щаз! Буквально три выстрела и по моей позиции уже начнут работать несколько автоматов с пулеметами. А тремя патронами ухлопать Хрущева наверняка — не получится. Он же в закрытой кабине сидит… В связи с этим опять в полный рост встает вопрос о сообщнике и увеличении огневой мощи.

Тут на меня неожиданно налетел Марат:

— Илья, ты куда пропал? Мы уже узнали, где располагаться будем. Вон те четыре хаты возле речки — наши. Пойдем, там хозяйка картошечку жарит, как ты любишь…

А потом, сбавив напор, заглянул в глаза:

— Ничего о ребятах не слышно?

Я только головой покачал. Шараф, выдохнув сквозь сжатые зубы, ожесточенно поскреб щеку.

— Ты, главное, не переживай так. Сейчас полковник приедет, всех на уши поставит. Мы тот район по травинке прочешем и, пока пацанов не найдем, не успокоимся.

Глядя на Марата, согласно кивал. Но думал о другом. Сама собой вдруг всплыла мысль, что и к этому недоделанному Никитке прицепился, только чтобы отвлечься от думок о Пучкове. Ведь на полном серьезе обдумывал убийство, лишь бы ушла та картинка, где по Лехиным открытым глазам муравьи ползают…

Встряхнув головой, закурил и пошел подталкиваемый Ханом в сторону нового расположения спецгруппы ставки. Еда в горло не лезла, поэтому, поковыряв в тарелке, вышел на улицу и молча смолил одну папиросу за другой, сидя на завалинке. Про Гека не думать не получалось. Вот ведь даже в таком щекотливом деле, как убийство члена военного совета, он бы меня поддержал без вопросов. Сереге, тому вряд ли получилось бы объяснить, с чего это советскому человеку приспичило валить члена Политбюро. А если бы и убедил — время уже упустили. Лехе же только намекни, что обожаемому командиру помощь нужна… Ему поровну — «языков» брать, украденный грузовик с тушенкой в госпиталь перегонять или ЧВСа стрелять — лишь бы со мной. И ведь безбашенным этого парня не назовешь, просто относится ко мне как к старшему брату — сильному, умному и являющемуся для него высшим авторитетом. Ну и я к нему соответственно отношусь — как к младшому. Эхе-хех…

Через час в село втянулась наша колонна. Иван Петрович, выслушав мой доклад, вздохнул, выгнал всех из комнаты и набулькал стакан спирта:

— Пей.

— Не хочу…

— Пей, это приказ! Ты думаешь, я не понимаю, каково тебе? Так что пей. А завтра с утра с Гусевым и остальными бойцами поедете в тот квадрат выяснять судьбу наших разведчиков. Сутки вам даю. И два взвода солдат, из запасного полка.

Потом, выдвинув челюсть, посмотрел на меня и вдруг ударил кулаком по столу:

— Что ты нюнишься, как квашня! Ты — боевой офицер, а сидишь здесь с потерянным видом! Трупы Пучкова и Козырева видел? Нет? Так и нечего раскисать! Мы тебя уже столько раз хоронили, что не сосчитать! А ты вон — живой сидишь, морды корчишь!

А я вовсе ничего не корчил. Просто удивился, чего это командир так разорался. Хотя, честно говоря, полковничий ор оказал некое терапевтическое воздействие. Ор да стакан спирта, который чуть не силком был в меня запихнут. Так что через десять минут из мрачного, но нормального человека я превратился в расплывчатое существо на подгибающихся ногах. Если учесть, что сейчас уже вечер, а ел в последний раз утром у СМЕРШевцев, то развезло меня не по-детски. Гусев было уволок мычащее тело в люлю, но, немного полежав, пьянючая тушка сначала прорыгалась во дворе, а потом уже по темнякам начала жаловаться Сереге на несправедливость жизни. Мысли при этом вроде были четкими и ясными, только язык не хотел нормально шевелиться, что очень раздражало.

Вообще человек я малопьющий. Можно сказать, совсем не употребляющий. Пьянеть не пьянею, просто, превысив определенный порог, отрубаюсь и все. Оказывается, все дело было в дозе… C этого стакана на голодный желудок меня так торкнуло, что, сидя на каком-то бревне и ухватив Гусева за погон, принялся изливать ему душу:

— С-ссерега, вашу маму, ведь у меня тут никого нет… вообще! Даже папы нету… да что г-говорить, тут совершенно ни-че-го нету! Даже трубок сотовых. А ведь будь связь, я бы просто позвонил Лехе и узнал, как у него дела…