Шрифт:
Закладка:
Кабы враги, которые вот-вот должны ворваться сюда — сцена сошла бы за романтическую.
Голова совершенно опустела: ни единой мысли. Никакой воли. Ирма просто не могла заставить себя подумать, как теперь поступить и что будет дальше. Мураддин с длинной саблей показался в дверях: за ним протискивался другой, а следом и ещё…
Неужели вот так всё должно закончиться? Ирма вспомнила Отца Пустыни. Сейчас этому божеству скорее пора молиться, чем Творцу Небесному. В конце концов, Творец Небесный ни разу с ней не говорил.
Ну нет. Нет! Что-то должно было случиться — и оно случилось.
Так быстро и неожиданно, что лимландка не успела никак возразить, не смогла ничего сказать или сделать. Идвиг впился в её губы: короткий и грубоватый поцелуй.
— Вспоминай меня почаще, ладно?
И он вытолкнул Ирму в окно.
***
Наплясались досыта — Игги не жаловался на плохую форму, но немного запыхаться успел. Да и Гретель вся раскраснелась, а ещё пуще завелась: от неё сейчас трубку прикурить можно было.
Арджи дремал, привалившись к стене, Карл с Хуаном так и не показались, Кеннет тоже ушёл на поиски чего-то поинтереснее выпивки. Но стол занять никто не решался — их десятину в отряде крепко уважали, ведь на хорошем счету у самого Бенедикта.
Так что Игги с Гретель остались вдвоём, если не считать спящего старика. Кружки освежили, становилось всё веселее.
— Можно?.. — красавица кивнула на аркебузу.
— Конечно.
Оружие было заряжено, но пока фитиль не горит — никакой опасности.
Гретель с почтительной осторожностью взяла аркебузу в руки, внимательно осмотрела. Нежно провела ладонью по стволу, обхватила его пальчиками, увешанными золотыми и серебряными кольцами — это заставило Игги подумать известно о чём.
Волосы Гретель, не собранные ни в какую причёску, совсем растрепались в танце. Прилипли к вспотевшему лбу, обвились вокруг шеи, забрались под край платья. Голубые глаза утратили обычный холод — теперь совсем осоловевшие. Грудь, подхваченная снизу лентой, тяжело поднималась при дыхании.
Какая же она всё-таки красивая! Хоть и правду говорила: годится Игги в матери. Рядом с Гретель не было никакого желания думать про кого-то ещё.
Даже про Фархану. Как ни удивительно.
— Обожаю оружие. — произнесла она с придыханием.
— Кто же его не любит?
— Горе тому, кто не любит.
Гретель продолжала изучать аркебузу. Осмотрела замок, потрогала рычаг. Повращала в руках, любуясь отражением света на полированном дереве и матовой стали. Ясное дело, аркебуз она в жизни видала множество. Потому Игги надеялся, что Гретель интересно именно его оружие.
Она и ещё кое-чего видала достаточно. Потому Игги надеялся…
— Обожаю, да. Кто мы без оружия? Жалкие людишки в огромном злобном мире. Большие люди собирают армии, считают барыши, политикой занимаются. На нас глянь — кто мы? Грязь из-под ногтей. Ничто. Но это если без оружия! С оружием… Пуле-то без разницы, кто есть кто. Рыцари, правители, все эти бооольшие люди… ба-бах!
Она рассмеялась. Упёрла приклад в плечо, направила ствол в потолок. Нажала на рычаг, будто выстрелила.
— Ми-шень-ки. Вот они кто, когда мы при оружии. Каждый говнюк, невесть чего о себе мнящий. Лорд-хренорд, рыцарь-херыцарь… Сраная, матушку его, ми-шень-ка. Бах! Вот что мне здесь всегда нравилось: глянешь на рекрутов… Мальчики как мальчики. Выстроит Люлья новобранцев: обнять и плакать! Сопли утирают, каждый третий без сапог, через одного ещё борода не растёт. Но они берут в руки оружие — и скоро превращаются в мужчин. Как ты.
Было приятно, что она видела в Игги мужчину. Сам десятник ещё не в полной мере ощутил себя таковым.
— Сколько людей ты убил, Игги?
— Ну… я не знаю, честно говоря.
— Понятное дело. Но мне кажется, что уже достаточно. Ладно, а кого последним?
— Человека Мансура в Фадле. Ну… в том доме.
— Застрелил?
В подобревших было глазах цвета льда опять сверкнул тот тёмный огонёк. Кровожадный. Ей точно нравились такие истории... Самое время угодить, хотя Игги не привык хвастаться подвигами. Их на счету-то водилось всего ничего.
— Нет. Мечом убил.
— А как именно?
— В смысле?
Гретель положила аркебузу на стол, отхлебнула вина. Потом придвинулась к Игги, закинув ногу за ногу. Юноша старался смотреть ей в глаза, но выходило так себе — взгляд упорно опускался ниже, тут уж ничего не поделаешь. Естественно, Гретель это заметила. И ничуть не возражала против такого внимания: скорее даже подначивала.
— Ну расскажи мне, как? Голову ему снёс? Кишки выпустил? Расскажи. Хочу подробности!..
И в чём такой женщине откажешь?
— Ну, проткнул. Голову. Так получилось: меч ему прямо в рот попал.
— Ух ты!
Гретель вытащила из-за пояса кинжал: длинный и широкий, с круглой гардой. Оружие довольно серьёзное — большинство обозных жён носили клинки поменьше. Гретель глядела на лезвие: быть может, рассматривала своё отражение. А потом поднесла остриё к губам.
— В рот, говоришь. Звучит прям-таки… волнующе. Никогда такого не видела.
— Оно не то чтоб красиво вышло…
— Я ж и не сказала: «красиво». Я сказала: «волнующе». Ты такого слова не знаешь, что ли?
— Ну почему, знаю.
— Ну вооот…
Гретель запрокинула голову, прикрыла глаза. Остриё кинжала скользнуло вниз — от губ к подбородку, по шее, затем к груди. Легко, едва-едва продавливая кожу, но на самой грани того усилия, когда причинило бы порез. Игги не мог оторваться от этого движения.
Острая, холодная сталь на нежной, горячей коже. Великолепно.
— А я последнего вот этим кинжалом колола. Тоже в Фадле. Говнюк среди трупов прятался, ты представляешь? Вообще-то он не так умер. Башку ему разбила в итоге. Бух! И мозги туды-сюды. Такое-то ты всяко видал.
— Слушай, а как ты попала в отряд?
Поди объясни, зачем Игги задал такой вопрос. Просто вдруг в голову пришло. У самого-то об том не водилось интересной истории, потому вечно всех спрашивал.
Гретель нехотя приоткрыла глаза.
— Не от хорошей жизни, милый. Дерьмовая история. Может, когда-нибудь расскажу... Давай не сейчас, ладно?
— Ладно-ладно. Извини.
— Не за что извиняться. Кому извиниться стоило, те уже… извинились. Ублюдки. Не важно. Это было очень давно.
Она убрала кинжал, взялась за кружку и мило сморщила носик:
