Шрифт:
Закладка:
Хаджар еще раз посмотрел на существо, некогда бывшее человеком. Он или уже — оно, все так же мирно паслось, пощипывая траву. Ветер игрался с серой тряпкой, закрывавшей лицо.
Жуткое и неприятное зрелище.
— И какое же требование к экзамену?
— Такое же, как и к любому желающему попасть в наши ряды — достичь стадии Телесных рек восьмой ступени.
— Вы ведь понимаете, что простой смертный не сможет сделать этого к шестнадцати годам?
Внезапно сектант широко и весьма плотоядно улыбнулся. На миг показалось его настоящее лицо, в котором не было той куртуазности, которую он так сильно выпячивал последние несколько минут.
— И именно поэтому я так легко готов предложить вам десять тысяч нашего лучшего транспорта!
Хаджар нахмурился.
— Хотя, — вдруг протянул сектант, — может, вы испытываете к ним какое-то сочувствие? Ходят слухи, генерал Хаджар, не знаю, верить им или нет, но говорят, вы очень не любите рабские ошейники и все с ними связанное? Тяжелая травма детства? Но вы ведь из отдаленной горной деревни? Или злодеи разбойники угнали ваших родителей и сделали с ними что-то нехорошее? Слушайте, а вдруг это были мои собратья? Некрасиво как-то получается.
Хаджар дернулся, как от удара кнутом. Хорошо знакомого ему удара.
Он невольно потянулся к мечу.
— Ну давай, генерал, — последнее слово сектант насмешливо выплюнул. — Давай, возьми в руки меч. Сломай печать гостеприимства! Великий генерал Хаджар. Победитель монстров и великанов, одолевший одним ударом Зуб Дракона и победивший в сражении у хребта Синего Ветра.
— Убирайся, — прорычал Хаджар.
— Что же вы, прославленный генерал, — насмехался сектант. — Песни о ваших подвигах поют даже некоторые мои ученики. Где же вся та сила и удаль?
— Я не стану ради тебя, ублюдок, попирать законы гостеприимства.
— Ну так давай это сделаю я!
Сектант взял в руки свою косу. Ее лезвие тут же сверкнуло на солнце оскаленным жалом.
Где-то за спиной солдаты обнажили клинки, а по свисту Лиан лучники натянули тетивы и положили на них стрелы.
Хаджар поднял в воздух кулак, и воины замерли.
— Ты думаешь, ты первый такой, генерал? — шептал сектант. — Я видел десять сотен зим, Хаджар. Этими руками я задушил сто тысяч таки же “героев”, как и ты. Тех, кто достиг малого, но возомнил о себе великое. Я был на стадии формирования еще тогда, когда твоя бабка не легла под твоего деда. Ты для меня не больше чем муравей, забравшийся на дерево и желающий быть великаном.
Сектант засмеялся и, поднимаясь, ногой отбросил в сторону кувшин с вином.
— Я стою на самой грани становления истинным адептом, — шипел сектант, — а из-за дурацких правил вынужден пить эту ослиную мочу. Ну давай же, генерал, возьми в руки меч. Покажи, как ты велик. Потому что я вижу лишь шелудивую шавку, воющую на идущий впереди караван.
— Убирайся, — спокойно повторил Хаджар.
Он, продолжая сидеть на траве, пил вино. Терпкое и сладкое. Он всегда любил такое. Оно напоминало ему об Эйне.
— Ты трус, генерал. И слабак.
Хаджар поднял взгляд на провоцировавшего его старейшину. Может, тот и прожил тысячу лет, но мозгов явно не нажил. Если Хаджар первым нарушит “печать” гостеприимства, то у секты появится весомый повод объявить его лгуном и клятвопреступником. А сколько балиумцев захотят встать под знамена такого человека?
— О, я помню эту старую прибаутку, что ты не повторяешь трижды, генерал. — Сектант повернулся и подошел к своему “ездовому” человеку. — Ты знаешь, генерал, как многое можно узнать о человеке, когда у тебя достаточно денег? И как многое может рассказать девушка, гордящаяся тем, что знает героя?
Сектант откинул в сторону серую тряпку с кровавыми рунами.
В груди Хаджара что-то треснуло и со звоном надломилось.
Среди шрамов и ожогов на некогда прекрасном лице он увидел такие знакомые зеленые глаза. Глаза, которые когда-то пылали ярче самого жаркого костра. Теперь же они были бледные и пустые. Безжизненные, будто барханы в Море Песка.
Это была Стефа.
Первый человек, который проявил к нему доброту.
Первая женщина, которая согрела его остывающее сердце.
— Что скажешь теперь, великий ген…
Никто из солдат так и не понял, что произошло в тот момент. Им лишь на мгновение показалось, что вместо Хаджара на траве кольцами свился могучий дракон. А мгновением позже Хаджар уже убирал клинок обратно в ножны.
Никто не увидел, как он успел поднять меч с земли. И тем более они не смогли разобрать, каким образом тот переместился за спину сектанту.
Лишь самые сильные смогли различить черного ворона, пролетевшего над белой скатертью.
Старейшина пытался договорить свою очередную фразу, но не мог.
Сперва отвалились его руки, затем туловище начало разделяться на две половинки. Но еще до того, как в небо ударил фонтан крови, голова сектанта упала с плеч и покатилась по полю.
Хаджар, не оборачиваясь, опустился на колени перед некогда прекрасной девушкой.
Ее шрамы Хаджар чувствовал как свои. Ее ожоги жалили его собственную кожу.
Но в ее глазах он не находил ни единого отсвета той свободной, дышащей жизнью женщины.
В ту ночь он оказался прав — им больше не суждено было встретиться. Здесь, на траве, была лишь ее изуродованная плоть, но никак не душа.
— Прощай, — прошептал Хаджар.
Прикрыв глаза, он медленно достал из ножен кинжал.
Не было ни вскрика, ни агонии. Удар был быстрым и чистым. Она даже вздрогнуть не успела, как ее сердце перестало биться.
Хаджар бережно опустил на землю то, что осталось от Стефы.
Он повернулся к армии, и каждый солдат вздрогнул от того, что увидел в глубине синих глаз.
— Требушет сюда! — прогремел голос, мало похожий на человеческий.
Этой ночью в сторону шестого павильона по ночному небу летели останки их старейшины. И неважно, какие истории будут рассказывать впоследствии о Хаджаре. Будут ли петь о нем, как о клятвопреступнике или как о герое.
