На самом деле Иннокентий довольствовался тем, что был дедушкой, наслаждался домашней лаской и покоем. Он дал Полициану двести дукатов за то, что тот посвятил ему перевод Геродота, а в остальном почти не беспокоился о гуманистах. Он неторопливо и по доверенности продолжал ремонт и украшение Рима. Он привлек Антонио Поллайуоло к строительству виллы Бельведер в ватиканских садах, а Андреа Мантенья — к росписи фресок в прилегающей к ней капелле; но по большей части он оставил покровительство в области литературы и искусства магнатам и кардиналам. В таком же настроении гениального laissez-faire он доверил внешнюю политику сначала кардиналу делла Ровере, а затем Лоренцо Медичи. Могущественный банкир предложил свою богато одетую дочь Маддалену в качестве невесты для сына папы Франческетто Чибо; Иннокентий согласился и подписал союз с Флоренцией (1487); после этого он позволил опытному и миролюбивому флорентийцу направлять папскую политику. В течение пяти лет в Италии царил мир.

Эпоха Иннокентия была развлечена одной из самых странных комедий в истории. После смерти Мухаммеда II (1481) его сыновья Баязет II и Джем вели гражданскую войну за османский престол. Потерпев поражение при Брусе, Джем попытался избежать смерти, сдавшись рыцарям Святого Иоанна на Родосе (1482). Их Великий магистр, Пьер д'Обюссон, удерживал его как угрозу для Баязета. Султан согласился выплачивать рыцарям 45 000 дукатов в год, якобы на содержание Джема, а на самом деле как стимул не выставлять Джема претендентом на турецкий султанат и полезным союзником в христианском крестовом походе. Чтобы лучше обезопасить столь выгодного пленника, д'Обюссон отправил его под рыцарскую опеку во Францию. Султан Египта, Фердинанд и Изабелла из Испании, Матиас Корвин из Венгрии, Ферранте из Неаполя и сам Иннокентий предложили д'Обюссону крупные суммы за передачу Джема под их опеку. Папа выиграл, потому что, помимо дукатов, он пообещал Великому магистру красную шапку и помог Карлу VIII Французскому добиться руки и провинции Анны Бретанской. Итак, 13 марта 1489 года «Великий турок», как теперь называли Джема, был сопровожден в княжеской кавалькаде по улицам Рима в Ватикан и получил вежливое и роскошное заточение. Баязет, чтобы убедиться в благородных намерениях Папы, выслал ему трехлетнее жалованье на содержание Джема; а в 1492 году он отправил Иннокентию то, что, по его заверениям, было головкой копья, пронзившего бок Христа. Некоторые кардиналы были настроены скептически, но Папа распорядился, чтобы реликвию доставили из Анконы в Рим; когда она достигла Порта-дель-Пополо, он сам принял ее и торжественно отнес в Ватикан. Кардинал Борджиа подержал ее над головой для народного благоговения, а затем вернулся к своей любовнице.

Несмотря на вклад султана в поддержку Церкви, Иннокентию было трудно сводить концы с концами. Подобно Сиксту IV и большинству правителей Европы, он пополнял свою казну, взимая плату за назначение на должность; найдя это прибыльным, он создал новые должности для продажи. Увеличив число папских секретарей до двадцати шести, он получил 62 400 дукатов; он увеличил до пятидесяти двух штат plumbatores, чьей тяжелой задачей было ставить свинцовую печать на папских декретах, и получил 2500 дукатов с каждого назначенца. Подобная практика могла бы быть не хуже продажи страховых полисов, если бы не то, что занимающие свои посты лица возмещали себе убытки не только жалованьем, но и откровенной продажностью в своих функциях. Например, два папских секретаря признались, что за два года они подделали более пятидесяти папских булл, дающих послабления; разгневанный папа велел повесить и сжечь этих людей за воровство, выходящее за рамки их должности (1489).52 Казалось, что в Риме можно купить все: от судебного помилования до самого папства.53 В недостоверной «Инфессуре» рассказывается о человеке, который совершил кровосмешение с двумя своими дочерьми, затем убил их и был отпущен, заплатив восемьсот дукатов.54 Когда кардинала Борджиа спросили, почему не свершилось правосудие, он, по преданию, ответил: «Бог желает не смерти грешника, а чтобы он заплатил и жил».55 Сын папы, Франческетто Чибо, был беспринципным негодяем; он проникал в частные дома «с дурными целями»; он следил за тем, чтобы из штрафов, взимаемых в церковных судах Рима, значительная часть шла себе, а добычу он тратил на азартные игры. Однажды ночью он проиграл 14 000 дукатов (350 000 долларов) кардиналу Раффаэлле Риарио; тот пожаловался Папе, что его обманули, и Иннокентий попытался вернуть ему эту сумму, но кардинал заявил, что уже потратил ее на огромный дворец делла Канчеллерия, который он строил.56

Секуляризация папства — его поглощенность политикой, войной и финансами — наполнила коллегию кардиналов назначенцами, отмеченными за административные способности, политическое влияние или способность платить за свои шляпы. Несмотря на свое обещание сократить число членов коллегии до двадцати четырех человек, Иннокентий добавил в нее восемь человек, большинство из которых были совершенно непригодны для такого достоинства; поэтому кардинальский титул был присвоен тринадцатилетнему Джованни де Медичи в рамках сделки с Лоренцо. Многие из кардиналов были людьми высокообразованными, благосклонными покровителями литературы, музыки, драмы и искусства. Некоторые из них были святыми. Некоторые из них приняли лишь незначительные ордена и еще не были священниками. Многие из них были откровенно светскими; их политические, дипломатические и фискальные обязанности требовали от них быть людьми мира, способными сравниться по уровню знаний и тонкости с аналогичными чиновниками итальянских или трансальпийских правительств. Некоторые из них подражали римской знати, укрепляли свои дворцы и держали вооруженных людей для защиты от этой знати, римской толпы и других кардиналов.57* Возможно, великий католический историк Пастор слишком суров к ним, учитывая их светские функции:

Низкая оценка, данная Лоренцо Медичи коллегии кардиналов во времена Иннокентия VIII, к сожалению, оказалась слишком обоснованной…. Среди мирских кардиналов наиболее известными были Асканио Сфорца, Риарио, Орсини, Склафенатус, Жан де ла Балуэ, Джулиано делла Ровере, Савелли и Родриго Борджиа. Все они были глубоко заражены коррупцией, царившей в Италии среди высших слоев общества в эпоху Возрождения. Окруженные в своих великолепных дворцах всей самой изысканной роскошью высокоразвитой цивилизации, эти кардиналы вели жизнь светских князей и, казалось, рассматривали свое церковное одеяние просто как одно из украшений своего сана. Они охотились, играли в азартные игры, устраивали роскошные банкеты и развлечения, принимали участие во всем шумном веселье карнавала и позволяли себе максимальную свободу нравов. Особенно это касалось Родриго Борджиа.58

Беспорядок в верхах отражал и усиливал моральный хаос Рима. Насилие, воровство, изнасилования, подкуп, заговоры, месть были в порядке вещей. Каждый рассвет обнаруживал в переулках людей, убитых ночью. Паломников