погребальный костер пылал несколько дней, хотя жители беспрестанно подбрасывали поленья, чтобы он прогорал быстрее. Однако, вернувшись в дома, люди обнаружили там тела тех, кто потерялся зимой.

Их также бросили в огонь. Наконец все трупы в городе были сожжены. Та же участь ожидала бы и тело Джона Медника, если бы птицы, прилетавшие зимой к человеческим останкам, не склевали с него все мясо. От медника остались одни кости, которые потихоньку собрал и унес Амос. Когда же земля растаяла, он похоронил их, никак не обозначив могилку.

Заново город отстраивать не стали; домов, в которых можно было жить, осталось очень немного, но их вполне хватило, чтобы вместить переживших зиму. Вместо этого все люди сначала возделывали поля, затем засеивали их, после чего пропалывали. Лишь вечерами иные из них продолжали заниматься любимым ремеслом. Хотя некоторые слегка пострадали, решившись подвергнуться опытам брившего при свете свечи Сэмми Брадобрея, а бочонки, выходившие из-под слабых и неопытных рук Калинна Бочкаря, практически все протекали.

Большинство людей предпочитали жить как можно дальше от центра города, и когда им все-таки приходилось появляться на площади, они старались стороной обходить место погребального костра. Пепел и головешки так и лежали, пока весенние ветры и дожди не смыли все без остатка.

Время от времени та или иная семья грузила телегу и отбывала то в сторону Линкири, то в противоположный край, к Хаксу. К лету в Вортинге осталось всего лишь сорок человек, да и те исхудали до невозможности. Горе и скорбь несмываемым клеймом запечатлелись на их душах и лицах.

Ни разу не прозвучало веселой песни в гостиной Постоялого Двора Вортинга.

Однажды, вернувшись с поля, Мартин Трактирщик обнаружил, что его сын Амос куда-то запропастился. Мальчик, как и все остальные дети в Вортинге, уже разучился смеяться и по вечерам больше не играл на улице. Мартин и его жена обыскали все комнаты в гостинице, вышли во двор — сына нигде не было. Так они и бегали по округе, пока Мартин наконец не догадался заглянуть в южную башню. Доски, которыми он прибил крышку люка, были оторваны все до единой.

Он поднялся по лестнице и поднял крышку. Окна в комнате были распахнуты, и в них виднелись бесконечные просторы леса. Он обнаружил сына стоящим у западного окна.

Мальчик смотрел на садящееся за Гору Вод солнце. Мартин не промолвил ни слова, но спустя некоторое время Амос сам повернулся к нему и сказал:

— С сегодняшнего дня я буду спать в этой комнате.

Мартин Трактирщик безмолвно покинул башню.

Послесловие

МАЙКЛ Р. КОЛЛИНГС　

О мирах Вортинга впервые услышали в октябре 1978 года, когда журнал «Аналог» опубликовал рассказ Орсона Скотта Карда «Петля жизни». В течение четырех последующих месяцев было опубликовано еще четыре истории из жизни Капитолия — «Убивая детей», «Тысяча смертей», «Второй шанс» и «Конец игры»... Истории, ставшие основой для первого сборника рассказов Карда «Капитолий».　

В «Капитолий» вошло одиннадцать рассказов, предлагающих читателю ту панораму будущего, которая впоследствии станет фирменным знаком Карда и воплотится в «Жарком сне», романе, также основанном на сюжетах о Капитолии, но предлагающем новые фрагменты истории этой вселенной.　

В сборнике речь ведется о социальных последствиях иллюзорного бессмертия, даруемого наркотиком сомеком, и человеческом сообществе будущего, распространяющемся по новым мирам. Сомек позволяет совершать дальние космические полеты, но одновременно искушает людей забыть о моральных, духовных и этических ценностях. «Капитолий» описывает историю сомека от начала и до конца; наркотик со своим искусственным бессмертием уничтожает человеческое общество, возводит стены между людьми и приводит в конце концов к тому, что они практически перестают общаться друг с другом, скача по реке времени подобно камешкам-«блинчикам».

В «Жарком сне» Кард сосредоточивает основное внимание на стремлении Абнера Дуна изменить устоявшийся порядок. Впервые Дун появляется в «Капитолии», но там даны лишь отдельные фрагменты его жизни. В «Жарком сне» Абнер Дун и его протеже Язон Вортинг становятся центральными действующими лицами. Дун принуждает Вортинга стать капитаном космического корабля-колонии, несущего в себе три сотни наиболее достойных представителей Империи в самое сердце Галактики. Но в результате несчастного случая сомеккассеты, содержащие записи разума колонистов, гибнут, и Вортингу приходится принять на себя роль псевдобога, пробуждая и обучая взрослых младенцев. Во второй половине романа Кард полностью порывает с Капитолием и концентрируется на развитии изолированного мирка Язона Вортинга.　

Здесь, однако, видение Карда простирается далеко за пределы романа. В последних главах Вортинг топит свой космический корабль в океане и приказывает компьютеру разбудить его, когда судно будет обнаружено людьми — предполагается, что если «дети» Вортинга смогут справиться с такой нелегкой задачей, как освоение океана, то они готовы будут понять сомек и существование Вортинга. Язон надеется, что боль и страдание, которые перенесут его люди, приведут к великому добру, и роман завершается на оптимистической ноте.　

Но на этом дело не закончилось. В 1983 году появляются «Хроники Вортинга», и в предисловии к книге пишется, что отдельные ее части «были использованы в книгах автора «Капитолий» и "Жаркий сон”». Комментарий к роману обращал внимание читателя на то, что «Хроники Вортинга» — это не просто продолжение, но переосмысление миров Вортинга, простирающееся на пятнадцать тысяч лет в будущее. Читателя ожидала новая встреча с проснувшимся Язоном Вортингом и последней частью его плана.

«Хроники Вортинга» — не просто отдельные части, изъятые из «Капитолия» и «Жаркого сна» и перемешанные друг с другом. Кард ужал и полностью переработал предыдущие истории; к примеру, целый рассказ из «Капитолия» мог теперь умещаться в одном абзаце. Акценты сместились — значение придавалось не истории конкретного индивида, а истории вообще.　

Чтобы как следует понять Карда, необходимо постоянно помнить о его преданности Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней и влиянии «Книги Мормона» на него как на человека и писателя. «Книга Мормона» — одно из четырех писаний, принятых приверженцами этой религии. Ее отличает неразрывная целостность повествования. Это было особенно важно для Карда, который не раз читал и перечитывал ее в детстве. Было бы странно, если бы она не повлияла на стиль и облик его работ. В интервью, данном научно-фантастическому журналу «На переднем краю», издаваемому студентами Университета Бриэма Янга, Кард сказал, что одними из любимейших его авторов являются Рэй Брэдбери, Стивен Р. Дональдсон, Дж. Р.Р. Толкин и К.С. Льюис, но все же наибольшее влияние на него оказал Джозеф Смит. Язык «Книги Мормона», говорит Кард, вкупе с двумя другими писаниями, «Учениями и Заветами» и «Драгоценной жемчужиной», «оказали на меня такое воздействие, что