Но что культ справедливости и любви получает силу права только на основании государственного права, ясно из предыдущего; ведь мы показали в главе XVI, что в естественном состоянии у разума не больше права, чем у желания, но что как те, кто живет по законам желания, так и те, кто живет по законам разума, имеют право на все, что они могут. По этой причине в естественном состоянии мы не могли представить ни греха, ни Бога как судью, карающего людей за грехи, но представляли, что все происходит по общим законам всего мироздания (Natura universa) и что один и тот же случай (говоря словами Соломона) приключается с праведным и нечестивым, чистым и нечистым и пр. и нет никакого места ни справедливости, ни любви. Но для того чтобы правила истинного разума, т. е. (как мы показали в главе IV относительно Божественного закона) сами Божественные правила, абсолютно имели силу права, мы представили, что необходимо было, чтобы каждый поступился своим естественным правом и все перенесли его на всех, или на несколько человек, или на одного, и тогда нам в первый раз стало ясно, что́ есть справедливость, что́ – несправедливость, что́ – правота и что́ – неправота. Итак, справедливость и абсолютно все правила истинного разума, а следовательно, любовь к ближнему получают силу права и заповеди только от государственного права, т. е. (как мы в той же главе показали) только от решения тех, кто имеет право повелевать. И так как (как я уже показал) Царство Божье состоит только в праве справедливости и любви, или истинной религии, то отсюда следует то, что мы хотели доказать, именно: что Бог никакого владычества над людьми не имеет иначе, как только через тех, кто обладает властью. И все равно, говорю, получили ли мы религию посредством естественного света или пророческого откровения, ведь наше доказательство имеет общий характер, так как религия остается одной и той же и равно открытой Богом независимо от предположения, что она стала известной людям этим или тем способом. Потому, чтобы и пророчески откровенная религия имела у евреев силу права, необходимо было, чтобы каждый из них сперва поступился своим естественным правом и все с общего согласия постановили повиноваться только тому, что было пророчески открыто для них Богом; точь-в-точь как делается в демократическом государстве, как мы показали, где все с общего согласия решают жить только по предписанию разума. И хотя, кроме того, евреи перенесли свое право на Бога, они, однако, могли сделать это более в идее, нежели на деле, ибо в действительности (как мы выше видели) они сохраняли неограниченное право господства, пока не перенесли его на Моисея, который также вслед за этим остался неограниченным царем, и только через него Бог царствовал над евреями. Далее, по той же причине (именно: что религия получает силу права только на основании государственного права) Моисей не мог подвергнуть никакому наказанию тех, которые нарушили субботу до договора и которым, следовательно, принадлежало еще их право (см.: Исх., гл. 16, ст. 27), как он мог сделать это после договора (см.: Числ., гл. 15, ст. 36), именно после того, как каждый поступился своим естественным правом и суббота, в силу государственного права, получила силу заповеди. Наконец, по той же причине после разрушения государства евреев религия откровения перестала иметь силу права; мы ведь никоим образом не можем сомневаться в том, что Царство Божье и Божественное право прекратились тотчас же, как только евреи перенесли свое право на вавилонского царя. Ибо этим самым договор, по которому они обещали повиноваться всему, что говорит Бог и что было основанием Царства Божьего, совершенно был уничтожен; и они не могли больше исполнять его, так как с того времени они больше не зависели от своего права (как это было тогда, когда они были в пустыне или в своем отечестве), но зависели от царя Вавилонии, которому во всем (как мы показали в XVI главе) обязаны были повиноваться; это и Иеремия в гл. 29, ст. 7, прямо советует им. «Заботьтесь, – говорит он им, – о мире города, в который я отвел вас пленными, ибо при его благосостоянии и у вас будет благосостояние», но они могли заботиться о благосостоянии того города не как слуги государства (они ведь были пленниками), но как рабы, т. е. показывая себя не склонными к восстаниям, послушными во всем, соблюдающими права и законы государства, хотя и очень отличные от законов, к которым они привыкли в отечестве, и пр. Из всего этого весьма очевидно следует, что религия у евреев получила силу права только от государственного права, а после разрушения государства она не могла более считаться как бы велением отдельному государству, но всеобщим правилом разума; говорю: разума (Ratio), ибо всеобщая религия еще не была известна через откровение. Итак, мы безусловно заключаем, что религия, открыта ли она через естественный свет или пророческий, получает силу заповеди только на основании решения тех, кто имеет право повелевать, и что Бог никакого особого владычества над людьми не имеет иначе, как только через тех, кто обладает властью. Это также следует и яснее также понимается из сказанного в главе IV; там ведь мы показали, что все решения Бога заключают в себе вечную истину и необходимость и что Бог не может быть мыслим как князь или законодатель, приносящий законы людям. По этой причине Божественные правила, открытые посредством естественного света или пророческого, получают силу заповеди не от Бога непосредственно, но необходимо от тех или посредством тех, кто обладает правом повелевать и решать; стало быть, мы можем мыслить, что Бог только при посредстве тех лиц царствует над людьми и направляет дела человеческие согласно праву и справедливости. Это и самим опытом подтверждается; ибо следы Божественной справедливости находят только там, где царствуют справедливые; иначе (повторяя опять слова Соломона) мы видим, что один и тот же случай приключается с праведным и неправедным, чистым и нечистым. Это заставляло, конечно, весьма многих лиц, думавших, что Бог царствует над людьми непосредственно и всю природу направляет в их пользу, сомневаться относительно Божественного промысла. Следовательно, так как ясно и из опыта, и из разума, что Божественное право зависит только от решения верховных властей, то следует, что они же суть и толкователи его. А каким образом – сейчас увидим, ибо пора показать, что внешний культ религии и вся практика благочестия должны быть приноравливаемы к миру и сохранению государства, если мы желаем правильно повиноваться Богу. Доказав же это, мы