Он думал о многом: о нынешних своих заботах, и о прошедших днях холостяцкой жизни, и о ярко-зеленых, рассеявшихся неведомо где, по всей стране за исключением тех двух, что, по несчастью, были обезглавлены, и четверых, которые умерли от пьянства. Его мысли обращались к медведям и кабанам, как вдруг, осушая чарку, он поднял глаза и заметил, в первый раз и с беспредельным изумлением, что не один здесь.

Да, он был не один: по другую сторону очага сидело, скрестив руки, сморщенное отвратительное существо с глубоко запавшими, налитыми кровью глазами и непомерно узким, землистого цвета лицом, на которое падали растрепанные, всклоченные пряди жестких черных волос. На нем было надето нечто вроде туники серовато-синего цвета, которая, как заметил барон, посмотрев на нее внимательно, была застегнута или украшена спереди ручками от гробов. Ноги его были обложены металлическими гробовыми табличками, словно заключены в латы, а на левом плече висел короткий темный плащ, сшитый, казалось, из остатков нагробного покрова. На барона существо не обращало ни малейшего внимания и пристально смотрело в огонь.

— Эй! — окликнул его барон, топнув ногой, чтобы привлечь внимание.

— Эй! — отозвался незнакомец, переводя глаза на барона, но не поворачиваясь к нему ни лицом, ни туловищем. — В чем дело?

— В чем дело! — повторил барон, ничуть не устрашенный его глухим голосом и тусклыми глазами. — Об этом я должен вас спросить. Как вы сюда вошли?

— В дверь, — ответило привидение.

— Кто вы такой? — спросил барон.

— Человек, — ответило привидение.

— Я этому не верю, — заявил барон.

— Ну и не верьте, — пожало плечами привидение.

— И не верю, — сказал барон.

Сначала привидение смотрело некоторое время на храброго барона из Грогзвига, а затем фамильярно сказало:

— Вижу, что вас не проведешь. Я не человек!

— Так что же вы такое? — спросил барон.

— Дух, — ответствовало привидение.

— Не очень-то вы на него похожи, — презрительно возразил барон.

— Я дух отчаяния и самоубийства, — сказало привидение. — Теперь вы меня знаете.

С этими словами привидение повернулось к барону, словно намеревалось завести разговор, и, что весьма примечательно, откинув свой плащ и обнаружив кол, которым было проткнуто его туловище, выдернуло его резким рывком и преспокойно положило на стол, словно тросточку.

— Ну как? — спросило привидение, бросив взгляд на охотничий нож. — Готовы вы для меня?

— Не совсем, — возразил барон. — Сначала я должен докурить эту трубку.

— Ну так поторапливайтесь.

— Вы как будто спешите? — заметил барон.

— Признаться, да. Как раз теперь в Англии и во Франции идет нешуточная работа по моей части, и времени у меня в обрез.

— Вы пьете? — осведомился барон, прикоснувшись к бутылке чашечкой своей трубки.

— Девять раз из десяти и всегда помногу, — сухо ответило привидение.

— А в меру — никогда? — спросил барон.

— Никогда! — с содроганием ответило привидение. — Когда пьешь в меру, становится весело.

Барон бросил еще один взгляд на своего нового приятеля, который казался ему весьма странным субъектом, и пожелал узнать, принимает ли он активное участие в такого рода маленькой операции, какую замышлял сам барон.

— Нет, но я всегда присутствую, — уклончиво отозвалось привидение.

— Полагаю, для того, чтобы игру вели по всем правилам? — сказал барон.

— Вот именно! — ответило привидение, играя колом и рассматривая его острие. — И не угодно ли вам поторопиться, потому что, как мне известно, меня поджидает сейчас один молодой джентльмен, обремененный избытком денежных средств и досуга.

— Хочет покончить с собой, потому что у него слишком много денег! — вскричал барон, развеселившись. — Ха-ха! Вот здорово!

Впервые за много дней барон захохотал.

— Послушайте, — с весьма испуганным видом взмолилось привидение, — вы этого больше не делайте!

— Почему? — осведомился барон.

— Потому что мне от этого очень плохо. Вздыхайте сколько угодно, от этого мне хорошо.

При этих словах барон машинально вздохнул. Привидение, снова просияв, протянуло ему с самой обольстительной учтивостью охотничий нож.

— Идея не так уж плоха, — заметил барон, проводя пальцем по острию ножа. — Человек убивает себя, потому что у него слишком много денег.

— Вздор! — с раздражением сказало привидение. — Это не лучше, чем если человек убивает себя, потому что у него слишком мало денег или совсем их нет.

Не умышленно ли подвел самого себя дух или почитал решение барона окончательным, а стало быть, никакого значения не придавал тому, что он говорит, — мне неизвестно. Знаю только, что рука барона внезапно замерла в воздухе и он широко раскрыл глаза, словно его внезапно озарила новая мысль.

— Да, разумеется, — сказал фон Кельдветаут, — нет ничего, что нельзя было бы исправить.

— Кроме положения дел с пустыми сундуками! — вскричал дух.

— Да, но, быть может, они когда-нибудь снова наполнятся! — сказал барон.

— А сварливые жены? — огрызнулся дух.

— О, их можно утихомирить! — сказал барон.

— Тринадцать детей! — гаркнул дух.

— Не могут же все они сбиться с прямого пути, — сказал барон.

Дух явно терял терпение с бароном, вздумавшим вдруг защишать такую точку зрения, но он постарался обернуть все в шутку и заявил, что будет признателен, если тот перестанет зубоскалить.

— Но я не зубоскалю! Никогда еще я не был так далек от этого, — возразил барон.

— Что ж, рад это слышать, — с очень мрачным видом заявил дух, — ибо, отнюдь не фигурально, зубоскальство для меня смерть. Ну-ка покиньте немедленно этот мрачный мир!

— Не знаю, — сказал барон, играя ножом. — Разумеется, мир этот мрачен, но вряд ли ваш намного лучше, ибо нельзя сказать, чтобы у вас был довольный вид. И это наводит меня на мысль: какие у меня, в конце концов, гарантии, что мне будет лучше, если я уйду из этого мира? — воскликнул он, вскочив. — Я об этом и не подумал.

— Кончайте скорее! — скрежеща зубами, крикнул дух.

— Отстаньте! — сказал барон. — Больше я не буду размышлять о невзгодах, но встречу их лицом к лицу и постараюсь снова обратиться к свежему воздуху и медведям. А если это не подействует, я серьезно поговорю в баронессой и расправлюсь с фон Свилленхаузенами.

С этими словами барон упал в кресло и разразился таким громким и неудержимым хохотом, что в комнате все зазвенело.

Привидение отступило шага на два, с беспредельным ужасом взирая на барона, а когда тот перестал хохотать, схватило кол, вонзило себе в тело, испустило устрашающий вой и исчезло.

Фон Кельдветаут больше никогда его не видел. Решив незамедлительно приступить к делу, он вскоре образумил баронессу и фон Свилленхаузенов и умер много лет спустя человеком не богатым — это мне известно, — но счастливым, оставив после себя многочисленное семейство, старательно обученное под личным его надзором охоте на медведей и кабанов.

И мой совет всем