экономики. Период реформ – очередное, традиционное для России «смутное время» – пока привел только к ломке существовавшего хозяйственного механизма. Впереди у нас, говоря языком строителей, две задачи – разбор завалов и закладка фундамента. Это и есть ответ на вопрос «что делать?». Остается определиться – как именно.

В качестве основной проблемы российской экономики на современном этапе надо признать нарушение схемы простого общественного воспроизводства, не говоря уже о расширенном. Современный отлаженный социально-экономический механизм предполагает использование производственных ресурсов, реализацию товара, частичное возвращение основного продукта (в виде сырья и материалов, амортизационных отчислений), а при условии расширения и части прибавочного в производство. При этом прибавочный продукт приобретает форму новой техники и технологии, желательно более производительных. Это и означает интенсификацию общественного производства, увеличивающую его объем при меньших затратах (экономический эффект) и, как результат, повышающую уровень жизни населения (эффект социальный).

Советский хозяйственный механизм определял в целом по народному хозяйству преобладание экстенсивного направления, даже при наличии отдельных моментов интенсификации. Мы от него бежали, ломая, как говорится, каблуки. Бежали так стремительно, что порвали цепочку воспроизводства.

Перекос циркуляции экономики в сферу обращения определен объективным отсутствием личной заинтересованности самой активной части участников экономических процессов в возврате средств в производство. Наиболее выгодное занятие сейчас – спекуляция ресурсами, особенно на внешнем рынке. Возврат доходов от подобных сделок в производство – дело непростое вообще, а чем дальше – тем сложнее.

Объективная зависимость от импортных поставок, особенно в сфере товаров народного потребления (неважно в обмен на сырье или в долг), не только замораживает отечественное производство, но и создает (пусть даже теоретически) катастрофическую угрозу национальной безопасности. Представьте себе на секунду такую ситуацию: вдруг в какой-то момент эти поставки прервутся, скажем, наполовину. А если целиком? Этому есть исторический опыт. Так, Англия, где в начале века в балансе потребления продуктов питания импорт составлял 80 %, а отечественное производство только 20 %, поголодав немного в ходе двух мировых войн, пошла на значительные национальные затраты, но изменила это соотношение кардинально.

Исторический опыт показывает и то, что любая страна, вставшая на путь перемен, вынуждена вступать в борьбу за свое новое место в уже сложившейся системе мировой экономики. Думается, у нас такой острой необходимости нет, особенно на первом этапе нового хозяйственного строительства. В пользу этого говорит и наш ресурсный потенциал, и национально-исторические особенности развития.

Россия обладает набором природных ресурсов, практически не ограниченных как по составу, так и по объему, поэтому мы, в отличие от наиболее интенсивно развивавшихся во второй половине XX в. ФРГ и Японии, избавлены от внешней ресурсной зависимости.

Низкий жизненный уровень населения тоже можно рассматривать как ресурс в достаточно продолжительной перспективе (пусть уважаемый читатель простит нам внешний цинизм этого заявления) развития с позиции эластичности внутреннего рынка.

Кстати, именно это послужило пусть не решающим, но заметным слагаемым японского и немецкого экономических чудес.

Нам предстоит значительная реконструкция и замена основных производственных фондов, благо еще не до конца разоренных, особенно относительно их подвижной части – оборудования. Но исторический опыт показывает, что именно этот процесс всегда сопровождается резким подъемом экономики.

Наконец, человеческий фактор как производственный ресурс. Реформы уже ликвидировали стойкую проблему последних десятилетий советской экономики – нехватку рабочих рук, представив ее в зеркальном отражении. Наряду с совершенно очевидным отрицательным социальным эффектом тут есть и определенный положительный экономический эффект (опять просим простить нам невольный цинизм). Превышение предложения над спросом на рынке труда делает работника психологически более мобильным, с одной стороны, и повышает требования к уровню его квалификации и ответственности – с другой. Правда, вопрос квалифицированности труда очень сложен, но это отдельный разговор.

Обзор ресурсного потенциала экономики России позволяет сделать вывод о том, что у нее есть все возможности опоры на собственные силы в ближайшем периоде развития. Давайте обратимся к собственному историческому опыту и попытаемся понять, что имела в виду Екатерина Be-лика я, сравнивая Россию с Вселенной. А вот проводить параллели между высказываемой нами позицией и кимирсеновской идеей «чучхе» не стоит. Просто надо понять, что Россия – слишком значительный элемент мировой системы по всем возможным характеристикам, чтобы быть интегрированной в нее на равных условиях без предварительной подготовки. А это для начала требует мобилизации внутренних резервов, к чему нам не привыкать.

Практические меры в этой области диктует элементарный здравый смысл, поэтому они давно у нас на слуху. Они, прежде всего, предполагают защиту отечественного производства со стороны государства, как это ни парадоксально, в конкурентоспособных отраслях. В список таких отраслей сразу попадают, например, текстильная, легкая и пищевая промышленность[165]. Здесь достаточно поставить заградительный барьер в виде высоких и низких импортных и экспортных тарифов, дифференцируя их величину по признаку наличия отечественных производственных мощностей.

В других отраслях для формирования государственных протекционистских мер необходима более дотошная, с использованием индивидуального подхода, но очень быстрая оценка собственного производственного потенциала. Большую помощь в ее проведении может оказать Российская инженерная академия, обладающая как в силу разветвленности своих региональных отделений, так и по своему персональному составу большой объективной информацией о состоянии отечественного производства.

Другой простейшей неотложной мерой является полный отказ от импорта унифицированных по своему составу изделий, потребляемых в значительных объемах. Примером тут может служить вещевое снабжение армии, МВД, МЧС, железнодорожного транспорта и т. п. Одновременно это означает безусловный отказ от посреднических услуг многочисленных коммерческих организаций, чья активная деятельность сейчас поглощает огромную долю средств, выделяемых из и без того скудного госбюджета.

История содержит множество примеров подобной государственной политики в разные времена и в разных странах. Так, Англия довольно быстро отказалась от своего прославленного принципа свободной торговли, когда на рубеже XIX и XX вв. возникла угроза для ее собственной промышленности. Интересно заметить, что в незрелом виде эта идея содержится и в программах «молодых реформаторов» разного толка, только почему-то она приобрела форму монетаризма и перекочевала из сферы производства в сферу обращения.

Наше царское правительство на рубеже веков таможенными барьерами стимулировало ускоренное развитие российской промышленности. При этом, как мы видели, это отнюдь не ограничивало приток иностранного капитала, но в производственной его форме. На такое вложение капиталов пошли тогда даже французы, что им исторически не свойственно.

Опора на собственные силы не означает исключение России из процессов мировой интеграции, но отнюдь не в качестве источника сырья или места сброса товарных излишков. Более того, рост собственного производства является важнейшим фактором привлечения иностранных инвестиций, а с ними и новейших достижений зарубежья в области техники и технологии. Другие формы привлечения иностранного опыта в этих областях гораздо менее эффективны. Любая страна