Бледную и истощенную. Живой труп. Когда на частном самолете я привез ее в Лас-Вегас, докторам пришлось ввести Клео в искусственную кому. Чтобы организм смог восстановиться и не травмироваться резкими переменами. Особенно после того, как она родила ребенка. Думая об этом сердце дико сжимается. Внутри все горит огнем. На протяжении семидесяти двух часов я не отходил от ее больничной кровати почти не на секунду. Смотрел на Клео, не понимая, почему все так произошло. Она маленькое хрупкое создание, которому пришлось пережить ужасающие испытания. Тяжелые роды в какой-то конуре. Черт. Наверно к лучшему, что ребенок погиб. Хотя… Зубы до скрежета сжимаю, осознавая, что нельзя о таком думать. Особенно мне. Отцу двоих детей. Ева сейчас находится на седьмом месяце беременности, и в скором времени подарит мне сына. Но ведь ребенок зачатый насильственно это совсем другое. Руки в кулаки сжимаю, мечтая найти всех виновных в ее мучениях. Разодрать их на части, заставив так же мерзко страдать. Сложно представить, что будет дальше. Как измениться состояние Клео, когда она, наконец, придет в себя. Как рассказать о том, что произошло в ее отсутствие. Признаться, что нашего отца больше нет в живых. Несколько месяцев назад он умер во сне, так и не сумев дождаться своей дочери. Скорее всего, это добьет Клео, но скрывать правду от нее, я не имел никакого права. Ложь во благо ни к чему хорошему не приведет. Поднимаюсь со стула, вытирая вспотевшие ладони о джинсы. Не успеваю сделать пары шагов, как слышу тихое ерзанье на кровати. Глухие звуки, напоминающие попытки откашляться. Подходя ближе к больничной кровати, замечаю, что Клео глаза открыла. Смотрит растерянно по сторонам, совершенно не понимая, где находиться. Туманный шокированный взгляд. Смотрит на меня в упор, но словно не узнает, кто перед ней. В прострации. Все еще в беспамятстве. Будто она не просто меня не узнает, но и себя не помнит. Замираю, осознавая, что не в силах даже рта раскрыть. Сказать ей хоть что-то. Время замирает. Позволяю Клео адаптироваться и в себя прийти.

— Ник. — Очень-очень тихо. Едва уловимо. Глаза закрывает, думая, что это очередной ее сон. — Ник. — Как в бреду повторяет мое имя, едва снова не отключаясь.

— Клео. — Дрожащие губы смыкаю, ощущая, как горькие слезу к горлу подступают. — Тихо, моя маленькая, все будет хорошо. — За холодную руку ее беру, начиная бережно гладить. — Не засыпай. Я сейчас позову доктора. — Выдыхаю, кладу ее руку обратно, замечая, как она морщится и снова начинает ерзать на кровати. Быстрыми шагами направляюсь в сторону выхода из палаты, чтобы немедленно позвать врача. Сердце начинает сумасшедше стучать, до боли врезаясь в ребра. Волнение нарастает с каждым мгновением. Еще не известно, какие последствия будут после тяжелых родов. Как это отразится на ее здоровье, и сможет ли Клео вообще полностью восстановиться после всего, что с ней произошло. Не только физически, но и эмоционально.

Клео.

Тупая, но в то же время растерзывающая на части боль. Перед глазами все расплывается до такой степени, что я не могу отчетливо рассмотреть ни одну из окружающих меня деталей. Не по себе. Словно я очнулась, оказавшись в совсем чужом теле. В другой реальности, которая не знакома. Каждая мышца на теле напряжена до онемения. Не осознаю, как долго находилась в забытье. В бессознательном состоянии, после того, что случилось. Вздрагиваю, напрягаясь. Моментально вспоминая тяжелые роды. Собственные крики от невыносимой боли. Неосознанно сжимаю пальцами прохладную ткань, и словно снова кричать начинаю, воспроизводя те моменты. Машинально кладу руки на живот, чтобы убедиться. Трогаю, тут же вспоминая, как мой малыш активно толкался. Таким образом, разговаривая со мной. Сынок. Маленький. Наш с Эмиром. Боже мой, я стала мамой. Хочу увидеть. Взять на руки. Сию секунду. Лихорадочно начинаю скидывать со своего тела больничную простынь. Ерзаю, пытаясь подвинуться ближе к краю кровати. Ноги спускаю, ощущая сильное головокружение. Но даже это не сможет меня остановить.

— Клео, пожалуйста, не будь безрассудной, ляг на место. — Голос моего брата. Близкий и отчетливый. Словно во сне. Не понимаю, где нахожусь раз Николас рядом со мной. Возможно, это всего лишь плод моего больного воображения. Стараюсь игнорировать то, что происходит в моем сознании. Пытаюсь подняться, понимая, что мне мешают встать трубки от капельницы. Хватаюсь за них руками, стараясь вырвать наживую. Избавиться от этого поводка, который мешает моей свободе. — Прошу тебя, успокойся. — Ближе. Фокусирую взгляд, смотря перед собой. Это, правда, мой брат. Растерянный взгляд. Напуганный и уставший.

— Где он? — Чувствую, как внутри все переворачивается. Принося резкую боль. Дергаюсь, хватаясь за Ника обеими руками мертвой хваткой. Пристально в глаза смотрю, зная, что он понимает, о чем я говорю. — Ник, скажи мне, где он? — Встряхиваю брата что есть сил, все-таки пытаясь встать. Силой, убирая руки со своего тела, Ник хватает меня, укладывая обратно на кровать.

— Тише, Клео. Не кричи. — Не соображаю, что происходит. Почему он так ведет себя, ничего не рассказывая. Почему пытается только успокоить.

— Где мой сын? — Надрывно. Со слезами на глазах. Не позволяя ему удерживать меня на одном месте, начинаю вырываться, снова пытаясь встать. Добиться правды, которую от меня отчаянно скрывают. — Принеси его ко мне. Не мучай. — Несколько слезинок скатываются по щекам. В дрожь бросает. Обессиленный организм дает сбой. Кладу руки на живот, начиная его гладить. Ощущая неимоверную пустоту в душе. Ник моментально отводит взгляд в сторону, словно боится в глаза мне смотреть. И нотки паники, с которыми он так неистово успокаивал, настораживают.

— Тебе надо поспать, малышка. Приляг. Успокойся. Мы потом обязательно поговорим. — Николас придвигается ближе, начиная гладить меня по голове. Ласкает и успокаивает. Думая, что я больше не стану задавать вопросов. Но терзающее ощущение, доводит до сумасшествия. Хватаю воздух слипшимися губами, продолжая плакать. Неосознанно.

Глава 47Часть 2

— Скажи мне, — всхлипывая. Со всей оставшейся силы сжимая руку любимого брата, — он жив? — Терзающий вопрос, услышав ответ на который наверно я смогу успокоиться. Ник молчит, пряча взгляд. Не решается повернуться и в глаза посмотреть. На особенном уровне ощущаю жуткое напряжение и растерянность. Острая боль на вылет пронзает все тело. Мощным импульсом. Воспоминания, как смертельный яд мгновенно отравляют разум. Вспоминаю слабый писк ребенка. Будто бы последний. Прикрываю глаза, захлебываясь слезами. — Жив? Не молчи, Николас, скажи, что он жив? — В бреду. На разрыв. Как безнадежный крик раненого зверя. Потерявшего самое главное в своей жизни. — Скажи мне правду, Ник. Мне надо это услышать. Скажииииииии! — Кричу