Никто и внимания не обращал, что ближняя к фену часть провода оголилась, просто протерлась изоляция…

Фен упал в воду!

Яркая вспышка!.. Удар…

Оленька дернулась, вскрикнула от боли… и сразу осела, вытянулась во всю ванну, полностью погружаясь в воду. Плотная пена скрыла ее, словно сколы льда утонувшее судно… и теперь напрасно звонил брошенный на стиральную машину мобильник.

– Да где ж она? Музыку слушает, что ли? Или случилось что?

Раздраженно сунув смартфон в карман, Игорь вырулил на широкий проспект и резко прибавил скорость. Тревога за жену охватывала его в последнее время все чаще… хотя, наверное, никаких причин к этому не имелось. Беременность проходила нормально, без всяких осложнений… Ну да, иногда Оленьку тошнило, иногда тянуло то на соленое, то на сладкое… как у всех.

Молодой человек снова вытащил смартфон…

– Боже!

Откуда он взялся, это чертов КамАЗ? Вылетел из-под «кирпича», внезапно, вздыбился непрошибаемою стеною… Игорь нажал на тормоз, но было уже поздно. Мишину занесло, ударило о бампер грузовика левым боком… Удар… Грохот… И все! Не помогли никакие «подушки»…

– Боже!

Довмонт проснулся в холодном поту. Вскочив с ложа, выбежал в горницу и, упав на колени перед висевшей в углу иконой Божьей Матери, принялся долго и страстно молиться.

– Помоги, помоги, святая заступница-дева! Сделай так, чтоб все это оказалось лишь только сном…

Сотворив молитву, князь несколько успокоился, но спать уже не ложился – просто боялся. Боялся увидеть опять… Да и небо за окном уже начинало светлеть, еще немного и первый луч солнца зажжет златом тесовые крыши Крома. Утро уже. Пора вставать.

Заутреню надежа и опора Пскова отстоял в церкви Святой Троицы. Снова долго молился, поставил свечки за здравие, а пред иконой Николая Угодника прочел особую молитву об охранении родственников от всякого рода зла.

Финоген-епископ, ныне самолично творивший службу, то и дело посматривал на князя, а после заутрени не поленился, подошел, спросил:

– Вижу, гложет тебя что-то, сыне. Небось, опять недобрый сон привиделся?

– Вот именно, что сон, отче, – склонив голову, тихо пробормотал Довмонт.

– Молись, молись, чадо, – благословляя, Финоген повысил голос. – Молись, и будет тебе удача во всем. Во вспомоществовании Божием не сомневайся и не ходи смурной – то есть грех.

– Знаю, – князь попытался улыбнуться, вот только улыбка вышла какой-то кривой. Впрочем, что нужно было делать, Игорь-Довмонт знал и, едва возвратившись в свои хоромы, послал Гинтарса за сыскными.

Те явились быстро – еще бы, сам князь отправил гонца! Знать, дело важное, спешное – некогда и сны досмотреть. Вошли, поклонясь, встали скромненько у порога: Степан Иваныч, тиун и двое лучших его парней – Осетров Кирилл с Семеном.

– Ну? – сидя в резном кресле с высокою спинкой, Довмонт обвел вошедших хмурым взглядом. – Что скажете? Долго еще будете сбежавшего жреца искать?

– Сыщем! – пригладив бородку, тут же уверил тиун. – И уже очень скоро.

Едва сдерживая гнев, князь покривил губы:

– Что сыщете – не сомневаюсь. Вот только – скоро ли?

Кирилл Осетров выставил вперед пухлую ногу, обутую в лиловый персидский сапог:

– Дозволь молвить, княже?

– Ну!

– Кольша наш, младшой, думаю, отыскал уже беглеца. Вот-вот объявиться должен.

– Должен? – Довмонт издевательски ухмыльнулся. – Ну-ну… Как бы нам его самого не искать!

Надежа и опора Пскова как в воду глядел! Не явился Кольша в сыскную избу ни утром, ни даже к обеду… А ведь всегда в это время прибегал, даже если и что-то срочное да важное делал.

– Видать, князь-то наш прав оказался, – скорбно покачав головой, протянул тиун. – Искать отроца надобно. И, чувствую – чем скорее, тем лучше. Где его черти носят – ведаете?

– А пес его…

Семен махнул было рукой, но вдруг прикусил губу:

– Скоморохи! Он что-то про них памятил… Может, беглец-то наш со скоморохами снюхался?

Постучав пальцами по столу, Степан Иваныч прищурился и скептически хмыкнул:

– Со скоморохами, говоришь? Так их уж в городе нету. Одначе все одно. Становище их проверьте… И того, на чьей землице те кощунники-глумы жили.

Завтра же, на день праведника Иова Многострадального, Довмонт навестил соседний Мирожский монастырь, основанный лет двести назад на левом берегу реки Великой. Не без помощи князя, ныне монастырь стал центром православной культуры и образования (монахи переписывали книги и даже делали переводы с древнегреческого и латыни). Обитель первой встречала врагов – немцев, литовцев и прочих – башни его служили дозорными вышками. Еще и по этой причине Довмонт не обделял вниманием обитель, часто советуясь с игуменом, отцом Варсонофием, не только по духовным, но и по военным делам. Поднявшийся еще с раннего утра ветер к обеду еще больше усилился, погнал по Великой-реке грозные темно-синие волны, рассупонил, разогнал тучи-облака.

В честь приезда высокого гостя обедню вел сам настоятель. Осанистый, чернобородый, с широким смуглым лицом, он чем-то напоминал грека, однако был истинно по-русски открыт и прост душою… в отличие от того же Финогена-епископа. О! Тот-то был себе на уме, из тех, кому палец в рот не клади – всю руку заглотит. Иное дело – отец Варсонофий, за справедливость и простоту души его все в округе уважали и чтили. Все священное действо происходило в величественном Спасо-Преображенском соборе – первом каменном расписном храме на Руси, выстроенном на средства новгородского епископа Нифонта, кстати – грека. Как и византийские храмы, собор имел в плане вид равноконечного креста, каковым и оставался даже после недавней перестройки, хотя снаружи теперь напоминал куб. К слову сказать, каждый кирпичик храма был помечен крестом, что имело магическое значение. Слушая Варсонофия, князь машинально крестился, любуясь великолепными фресками, покрывавшими все стены собора. Рядом ревностно клали поклоны сопровождавшие Довмонта бояре – Козьма Косорыл, Митря Лобзев, Федор Скарабей и прочие, всего человек двадцать, да у каждого еще – слуги. Вот и выходило этакое многолюдство! Лишь Гюряты Собакина не было: тот спешно восстанавливал все свои хозяйства. Князь хоть и настиг рыцарей, да те успели не только пограбить, но и пожечь, и многие постройки разрушили. Приходилось теперь восстанавливать, а без хозяйского пригляду – как? Вот и обретался Гюрята у себя в вотчинах.

После обедни князь в сопровождении отца настоятеля, бояр и прочей свиты отправился обозревать башни. Большую часть монастырской стены ремонтировали совсем недавно, но все же кое-что еще требовало доработки. К примеру, неплохо было бы углубить ров, да выкорчевать пробивавшиеся на той стороне кусточки, чтоб вражинам, в случае чего, от стрел было прятаться негде.

– Стреляют-то твои чернецы как? – обернувшись к иноку, поинтересовался Довмонт.

Игумен улыбнулся в бороду:

– Ты не сомневайся, сыне, стреляют добре. Самолично третьего дня проверял. Понимаю, молитва – молитвою, но и оборонять обитель надобно дюже! Ты бы, княже, ратников на подмогу прислал. Башен-то у нас много, а монаси…

– Пришлю, – коротко кивнув, Довмонт спустился к