Алеша выговорился, недоволен собой, представ в роли проповедника, опоздавшего с проповедью, и говорить ему ни о чем не хочется. Но рядом с этой девушкой ему уютно, он качается в танце, как на волне, ни к чему себя не понуждая, и чувствует, как успокаиваются и сердце, и мысли. «Ну их!» – думает он сразу обо всех и обо всем уже без раздражения, примиряясь и с сегодняшним вечером, и с собой, и с тем, что будет завтра и послезавтра.

– А ко мне на свадьбу вы придете? – спрашивает девушка, явно заинтересованная его ролью на свадьбе и поднимая на него широко раскрытые, спокойно лучащиеся глаза.

– У вас скоро свадьба?

– Придется поторопиться, – с наигранной лукавостью говорит она. – Вы пользуетесь популярностью – как бы мне вас не потерять.

– Ой, да говорите что угодно! – с легким раздражением отзывается он. – Мне не хочется больше ни на что обижаться.

– А я и не хотела вас обидеть, честное слово.

Музыка перестает бить, сменяя кувалду на напевные рожочки, и опять слышен гомон, стоящий над полупустыми столами. Жизнерадостный бас среди танцующих по-охотничьи крадется к своей партнерше, тоже веселой, повизгивающей, приседающей на месте толстушке с маленькими глазками и вывернутыми губами, и вдруг отпрядывает от нее и начинает заходить с другой стороны. Ищут какого-то Васю, по-видимому, шофера, громко выкликая его, под руки уводят отца невесты, в распахнутую дверь от реки наплескивает сырой свежестью. Когда Ася, улыбаясь, поднимает лицо, на нем проступают бледные затертые веснушки.

– А вы здесь как, с какой стороны? – спрашивает Алеша вяло, кавалер в нем не проснулся.

– Я так же, как и вы, с десятой стороны. Я никого здесь, кроме одной дамы, не знаю.

– Кто же вы?

– Ни за что не угадаете.

– О, помилуйте! – Алеше впервые удается без усилий рассмеяться. – Ныне гадать… таких кроссвордов еще никогда не бывало. Новое на новом и новым погоняет. Кто же вы? – уже свободней и настойчивей переспрашивает он.

Смеется и она – совсем без игры:

– За нашим столом двое… вы догадались, кто они?

– Гадать не надо. На них написано.

– На мне, значит, не написано. Я оттуда же.

Алеша невольно отстраняет ее на вытянутые руки и замирает:

– Вы?

– Я.

– Господи! Но что вы можете? Такая… Вы что – комаров от своей дамы отгоняете?

– Вот такая, – она снова приводит его в движение и ничуть не обижается на «комаров». – Еще какая! – добавляет она не без гордости. – Вы что-нибудь слышали об ушу?

– Какие-то восточные бои.

– Да, примерно.

Потом они снова сидят за столом, уже одни, без гвардейцев, и едят мороженое. Свадьба пошла на убыль, поредела, она всплескивает еще то смехом, то вскриком, то песней, но все заняты собой, и стоит сытое, с неряшливым подзвоном, животное ворчание. Алеша слизывает с чайной ложечки розовую студенистую сладость, переводит взгляд с утомленной, нахохлившейся невесты на свежую, как и в начале вечера, Асю и задумчиво говорит:

– Вы не вы и я не я. Чудеса в решете. Но скажите, свадьба-то сегодня была настоящая или нет?

* * *

Поздний вечер, дозревают и уплотняются сумерки, но еще не темно и видно хорошо, разборчиво. Алеша доходит по набережной до моста через реку, любуясь темной синевой быстрого бугристого течения, в котором струи ни с того ни с сего вдруг бросаются с наплеском в сторону и опять выравниваются. Над низовьем реки, ныряющей за поворотом в деревянный окраинный город, бархатно стелется над фарватером серый дым и приглушенно постукивают берега.

Тепло, мягко, ощущение себя растворено в воздухе, точно в этот только час ты можешь оставить знакомую фигуру и поплавать в высоте. В этот час город не превращается еще в тоскливые руины, каким он кажется ночью, но и не выставляется таинственной громадой, каким кажется днем. В его полной и вялой очерченности выстраивается что-то уже окончательно отошедшее, глядящее безмолвно. Сегодня это уже не тот город, что был вчера, и завтра будет не тот, что сегодня. В нем так многое меняется, что, если бы удалось подсчитать, выстроить эти перемены в один ряд и окинуть взглядом, от удара долго не пришел бы в себя. Но они рассеяны среди прежнего и среди прежнего принимаются за единственное и неизбежное обновление клеток одного и того же организма, хотя, может быть, это уже другой организм. Может быть, раком страдают не только люди, но и города, государства, только «раковые» города живут дольше.

А как хорошо, верно, как славно пройтись по городу в такой час! Прохожих мало, теперь боятся темноты и прячутся заблаговременно, но, если кто решился остаться в улицах, страшное не кажется ему страшным. Он доверяет чувству безопасности, как честному слову, звучащему в воздухе, и под его защитой, если город будет заминирован, пройдет и сквозь мины. Как хорошо не знать ни о чем плохом, что здесь сегодня случится, и просто шагать и шагать, полагаясь на силу своей безвинности и доверчивости, и думать, вспоминать, строить несбыточные планы.

К Сидейкиным стучаться поздно, в общежитие не хочется. Но если не ехать, а так вот и идти неторопливо и по-свойски, так вот и остаться в состоянии усталой и чувствительной пытливости, он дойдет незаметно и не раньше, чем через час. Алеша соглашается: так и надо сделать. Вечер субботний, и машин мало, город наполовину разъехался по дачам. Можно пойти обходной дорогой, где он давно не бывал и по которой когда-то бегал в университет.

Университет… да, тогда был один университет и это был университет, а теперь каждый техникум, каждое училище из недорослей зовется университетом. Как будто ворованное чужое имя прибавляет учености. Алеша идет вдоль трамвайной линии, вслед за нею поворачивает влево, огибая четырехэтажный зеленый дом, в котором он когда-то часто бывал. Здесь жила с родителями Дагмара, отец ее, Вячеслав Романович, с насупленными бровями и сухими глазами, имевший мрачноватый вид, но человек добрый, говоривший ровно столько, сколько требуется, ни слова больше и ни слова меньше, – отец Дагмары, начальствующий энергетик, в городе был известен и ездил на «Волге». Кого теперь удивить «Волгой»; «самый быстроходный в мире трактор», с усмешкой говорят о ней, но тогда «Волга» кое-что значила и кое-что о хозяине говорила. Алеша потому вспоминает о «Волге», что во дворе для нее стоял высокий кирпичный гараж, чистый, просторный, пахнущий деревом от вагонки, сложенной в нижнем полуподвальном этаже, где мастерская. В этом гараже Алеша несколько раз ночевал. Дагмаре