Шрифт:
Закладка:
Везде мы видим, что сущность вмещает в себе все возможные смыслы в одной точке. Развертывая эту точку в ее самовыражении, в ее энергиях, мы получаем то одно, то другое энергийное излучение (227).
изменение (изменчивость)1. В сущем, если оно действительно существует, есть момент не-сущего. Но сущее – устойчивость и определенность. Следовательно, не-сущее – начало неустойчивости и неопределенности, т.е. начало изменения (109). Нужно, чтобы во всех этих изменениях и действиях сущность оставалась неизменной (130).
2. Эйдос вещи есть как раз то, что никогда не меняется, как бы сама вещь фактически ни менялась, и логос вещи, как схема смыслового узрения эйдоса, есть тоже нечто неизменное (154); весь эйдос оказывается насыщенным непрерывным изменением, сохраняя неизменным и вечным свой идеальный лик и присутствуя весь целиком в любом моменте своего изменения (141); алогическая изменяемость в эйдосе (157); эйдос начинает изменяться (140).
3. По факту своему, вещь остается в своей сущности неизменной (156); факт есть меонизированный смысл в «ином», в инобытии, непрерывно и сплошно текучий и изменяющийся смысл (196); факт, методом изменения которого является неизменно присутствующий в нем логос (197).
4. Каждое слово, во-первых, в какой-то своей части остается неизменным при всех своих изменениях, и, во-вторых, несмотря на все многообразие изменений, слово заранее точно предопределяет границы всех своих возможных изменений… Совершенно неизменным коэффициентом каждого слова, входящего в этот ряд, будет то, что данное слово берется в определенном «падеже» (63); когда предметная сущность слова, или эйдос, смысл, вещи, попадает в мой психический мир, я всячески переделываю и искажаю этот эйдос. Но в каждом случае такого искажения или вообще изменения слова в моей психике предметная сущность его необходимым образом должна оставаться неизменной, чтобы все эти изменения относились именно к одному и тому же предмету и чтобы тем самым не был утерян и самый предмет слова. Итак, эйдос слова не меняется, несмотря ни на какую изменчивость психики. Но тут же и ясно, что раз налицо и неизменный эйдос, и измененное его качество, то в слове как психическом факте должно быть налично и то, и это, и должно быть связано нерушимой связью единства, вернее, единичности (184).
5. Феноменологическое зрение видит его (т.е. предмета. – В.П.) смысловую структуру, независимую от случайностей и пестроты и во всех этих случайностях и пестроте пребывающую неизменной и самотождественной (199 – 200).
изолированныйНо мы можем рассматривать ее (т.е. сущность. – В.П.) в ее переходе в инобытие и без рассмотрения тех изолированных сущностей, на которые она реально распадается (222).
имагинативный1. И вот перед нами иерархия интеллигентных самоутвержденностей: внизу – вещь, которая есть чистое инобытие; выше – вне-интеллигентная независимость (перцептивная и имагинативная энергемы) (107).
2. Назовем энергию имени, порождающую образное представление, имагинативно-ноэтическим, или имагинативным моментом имени (105).
имя (именование)1. Природа, сущность имени. Подлинная сущность имени (57); сущность имени (55). Природа имени магична (194); эстетическая природа имени (222); диалектическая природа имени; мифологическая, типологическая, аритмологическая природа имени… В свете какой-нибудь одной энергии мы обычно и рассматриваем сущность имени, отвлекаясь от всех прочих энергий (227).
2. Имя, бытие, жизнь. Я не понимаю, как можно говорить и мыслить о бытии помимо слова, имени и помимо мысли (223); как бы ни мыслил я мира и жизни, они всегда для меня – миф и имя, пусть миф и имя глубокие или не глубокие, богатые или не богатые, приятные или ненавистные (203). Для всякого человека есть всегда такое, что не есть ни число, ни качество, ни вещь, но миф, живая и деятельная действительность, носящая определенное, живое имя (202). Имя – как максимальное напряжение осмысленного бытия вообще – есть также и основание, сила, цель, творчество и подвиг также и всей жизни, не только философии (176); имя есть расцветшее и созревшее сущее (175); начните говорить не о понятиях, но об именах, т.е. о существах (217). Имя предмета – не просто наша ноэма, как и не просто сам предмет. Имя предмета – арена встречи воспринимающего и воспринимаемого, вернее, познающего и познаваемого. В имени – какое-то интимное единство разъятых сфер бытия, единство, приводящее к совместной жизни их в цельном, уже не просто «субъективном» и не просто «объективном» сознании (67 – 68).
3. Имя и сущность. Там, где сущность пребывает всецело, имя есть сама сущность (168). Сущность есть эйдос. Но этот эйдос соотнесен с алогическим инобытием и потому как бы заново нарисован, но уже алогическими средствами. След<овательно>, он, а вместе с тем и сущность, есть символ. Но это тот символ, который именно сам себя соотносит с собой и с иным, а не кто-нибудь иной это делает. След<овательно>, он есть абсолютное (или его степень) самосознание, т.е. миф. Отсюда, сущность есть миф. Но эйдетически выраженная символическая стихия мифа и есть имя, слово; сама сущность есть не что иное, как имя. Имя, слово есть как раз то, что есть сущность для себя и для всего иного. Сущность есть имя, и в этом главная опора для всего того, что случится потом с нею (164); только в свете имени понятным делается окончательное направление и смысл всей диалектики сущности (176). Если бы предметная сущность была выражена только сама в себе и сама для себя, то никакое человеческое слово не могло бы и коснуться этой сущности. Она пребывала бы непознаваемой и неименуемой (184). Итак, схема, топос, эйдос и символ – четыре необходимых лика, в которых является наименованная сущность. Это разные степени именитства, разные степени ономатизма. Имя сущности есть стихия и сила, порождающая эти лики сущности (128).
4. Имя и энергия предмета. Энергия сущности, имя, тождественна с сущностью по факту и отлична от него
