отстаивал права режиссера в музыкальном театре, что было совсем не просто, как в прежние, так и в нынешние времена. И невозможно не увлечься рассказами Мессерера о гениальном музыканте – Святославе Теофиловиче Рихтере, который вместе с Ириной Александровной Антоновой сочинил знаменитые «Декабрьские вечера» в московском Музее имени А.С. Пушкина, где великая музыка сопрягается с великой пластикой и великим словом. Для Мессерера этот музей станет вторым домом: кроме сценографии к музыкальным представлениям он стал участником создания важнейших, принципиальных для российской культуры выставочных проектов – таких как «Москва – Берлин», например. Словом, воспоминания Мессерера могли бы встать в некий – в высшей степени достойный – мемуарный ряд, если бы не одно существенное обстоятельство, которое отличает их, делает обособленным от других событием. Эта книга даже не о Белле, а о любви к Белле, которая придавала осмысленность бытию при ее жизни и которая обрела новое – метафизическое – качество после ее ухода из материального мира. И это не растраченное с годами, а напротив, на прожитые годы умноженное чувство и составляет не тайный, но явный смысл этой книги. Бесценное описание встреч с Арагоном и Триоле, Набоковым, Ионеско, Межировым, Антокольским, Антониони, Высоцким и Влади, Бродским и Барышниковым, с великими из великих, известнейшими из известных, – но это все о Белле. О Белле, и только о ней.

Удивительно начало книги: расшифрованные записи воспоминаний Беллы о своем детстве, отрочестве и юности. Кажется, что из этих слов, записанных бережно, сохраняющих благородные корявости Беллиной речи, и одновременно возвышенно воздушных, рождаются ее пластические образы, которые Борис мог только нафантазировать. Хотя для него важны любые совпадения, – он и свою эвакуацию в Казань вспоминает, кажется, только для того, чтобы сказать: там могла быть Белла в эти годы, месяцы, дни.

Сегодня, когда у многих настоящее бешенство правды-матки, где все будто на советском профсоюзном собрании требуют самых низменных подробностей, Борис Мессерер написал правдивую и при этом благородную книгу. Ему, трагически переживавшему угасание великого поэта и великой женщины, конечно же, известны все физиологические процессы, сопутствующие болезни. Но он нашел тот единственно верный тон, который не оскорбляет ни память Беллы, ни потребность читателя почувствовать максимальную достоверность рассказа. Он написал книгу о чуде поэзии и красоте, подаренной ему небесами.

Она полна нежности. Любви к любимой. К женщине, с которой он прожил свои лучшие четыре десятилетия. К поэту, чья поэзия сделала всех нас лучше, чем мы есть на самом деле.

Январь 2012

2011

Дмитрий Шостакович

Леонард Бернстайн

Теодор Адорно

Евгений Евтушенко

Ежи Брошкевич

Петер Вайс

Сэм Пизар

Николай Досталь

Эдвард Радзинский

Михаил Кураев

Бертольт Брехт

Анатолий Рыбаков

Государственный академический Большой театр России

Российский государственный академический Большой драматический театр имени Г.А. Товстоногова

Государственный академический Мариинский театр

Бакинский международный гуманитарный форум «XXI век: надежды и вызовы»

Третий Большой фестиваль Российского национального оркестра

Московский государственный академический камерный хор

Государственная академическая хоровая капелла России имени А.А. Юрлова

Старая национальная галерея

О пользе (вреде) просвещения

Выборы выборами, но они не отменяют необходимости решения ряда фундаментальных проблем, стоящих перед нашей страной, которые никуда не исчезли. Разве что их ощутимая острота была слегка приглушена гулом предвыборных и послевыборных баталий. И первейшая из этих проблем, о которой постоянно говорили и говорят и президент России Дмитрий Медведев, и председатель российского Правительства Владимир Путин, – это скорейшая модернизация российской экономики, ее перевод на инновационное ускорение. От этого зависит не только будущее России как одного из наиболее влиятельных государств планеты, но и – ни много ни мало – самый факт ее исторического бытия, реальность ее будущего существования. Только модернизация и инновационное ускорение позволят диверсифицировать национальную индустрию, слезть с углеводородной иглы, перестать транжирить природную ренту, создать высокотехнологичные производства. Как говорили в старые советские времена: «Цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!» И здесь самым простым и естественным образом встает вопрос: а кто эти товарищи? Откуда они возьмутся сегодня? И какими качествами они должны обладать?

Безусловно, мы еще не до конца промотали дореволюционный и советский научный потенциал, опыт национального образования, равно как и традиции русской культуры XIX–XX веков. Весь вопрос в том, успеем ли мы на основе этого поистине огромного и уникального богатства провести те системные преобразования, в которых сегодня так нуждается Россия. Прежде всего потому, что разрушена способность органического наследования, а кроме того, нет ясного понимания, что всеядность здесь неприменима. Понятно, что потомки обязаны в своей памяти хранить опыт всех предков без исключения, но это вовсе не означает, что его стоит применять без изъятий. Каждый этап последующего исторического развития не может опираться на всю историю в целом, он выбирает из нее то, что с точки зрения современников кажется наиболее плодотворным. Но – и это естественно – в современном обществе, при множестве разноустремленных интересов, столь же разные представления об общественной и духовной пользе. Можно, конечно, одновременно заниматься инновациями и стоять в очереди к Поясу Богородицы, – но не уверен, что это прибавит интеллектуальных сил для того, чтобы решить некоторые фундаментальные противоречия, которые со всей очевидностью обнаружили себя в самое последнее время и которые неразумно не замечать.

Современная модернизационная модель развития, опирающаяся на инновационные подходы к решению проблем, требует той интеллектуальной свободы, которая основана на достижениях национальной и мировой науки и культуры. Попросту говоря, она требует высокообразованных, энергичных, хорошо воспитанных людей, способных к творческому восприятию реальной действительности, выявлению ее узловых проблем и поиску тех решений, которые не повлекут за собой отрицательных побочных эффектов. Ничего сверхъестественного в этом нет. Такие люди требовались всегда – и в эпоху великих географических открытий, и во времена Петровских реформ, и в пору работы над атомным проектом. Конечно, можно спорить о том, нужно ли для открытия Америки хорошее воспитание, – но то, что для любого прорыва нужны люди неординарные, обладающие «святой наглостью» и не вписывающиеся в привычные рамки, – факт, не требующий особых доказательств. И для них всегда были нужны некоторые особые условия работы и жизни.

Даже в кровавые сталинские времена в ГУЛАГе вынуждены были устраивать «шарашки», где коллекционировали ученых первой величины, и лагерные театральные коллективы, куда собирали недавних кумиров советской страны. В более «диетическую» пору Хрущева и Брежнева создавали академгородки и закрытые города, где научная элита могла заниматься не только профессиональной деятельностью, но и принимать опальных поэтов, художников и артистов. Степень политического «либертинажа» на этих островках интеллектуальной свободы была куда как выше, чем на окружающем их