— Барышня, а барышня!

Она остановилась и увидала перед собой джентльмена в новеньком пальто, лакированных ботинках, в пенсне и с зонтиком в руке.

— Не признали-с? — спросил джентльмен и снял котелок, под которым на лбу оказался великолепный напомаженный штопорчик.

— Не признала, — ответила она медленно и глядя на него с изумлением.

— А мы с вами знакомы… В трактире познакомились…

— А!

Надя рассмеялась и почему-то покраснела до ушей. Перед нею стоял Яшка.

— Теперь признали? — спросил он и поправил пенсне, съехавшее на кончик носа.

— Теперь признала. А какой вы важный.

— Могу сказать.

Яшка самодовольно кашлянул, достал из-под пальто золотые часы и посмотрел на них. Надя обратила внимание на часы и спросила:

— Разбогатели?

— Да-с… Тетя, знаете, умерла, она в Аккермане жила, и оставила мне наследство — дом, маленький кирпичный завод и молочное хозяйство… И служба у меня теперь хорошая…

— Какая служба?

— Я артельщик в банке.

— Вот оно что!

Надя переложила горячую дужку чайника из одной руки в другую и посмотрела на Яшку с уважением.

— Не угодно ли вам маленький презент? — спросил Яшка и достал из бокового кармана флакон духов и плитку шоколада, завернутую в глянцевитую бумагу с раскрашенной картинкой.

Надя покраснела сильнее и с жадностью посмотрела на флакон и шоколад.

В ней происходила борьба.

«Взять или не взять? — думала она. — Если взять, значит закрепить навсегда знакомство. А почему же нет? — подумала она сейчас же. — Он настоящий барин и такой деликатный».

И она взяла.

Он посмотрел на нее, она на него, и оба весело засмеялись. Лед, лежавший между ними, растаял.

— Полюбите меня теперь, Нюничка? — спросил Яшка.

— Какая я вам Нюничка? — воскликнула она, не переставая смеяться.

— А как же вас?

— Надя. Надежда Антоновна Карасева.

— Надичка, стало быть?

— Стало быть… А вас как звать?

— Яковом. Яков Иванович Тпрутынкевич.

— Ка-а-к? Вот смешно!

— Тпрутынкевич! — повторил он. — Так полюбите меня?

— Может быть!

Надя бросила ему многообещающий взгляд и быстро отошла прочь.

* * *

Через несколько дней после описанной сцены наступил день «Веры, Надежды и Любви». Надя в этот день стояла в облаках пара на кухне над лоханью, с засученными рукавами, пела и энергично мылила кальсоны и носки экстерна.

Вдруг она услышала стук и царапанье в двери. Надя отряхнула с локтей пену, подошла к дверям и открыла их.

В раскрытые двери вылетело из кухни облако пара и в этом облаке, как херувим на картине Рафаэля, предстал перед Надей 12-летний малыш — худой, в бараньей шапочке и с лисьей мордочкой. Малыш сей был «скачок» (воришка) Клоп — ученик Яшки Скакуна, специалист по части таскания носовых платков у дам на похоронных процессиях. В правой руке у него был букет из дешевых цветов, а в левой — коробка, завернутая в розовую бумагу и перевязанная голубой ленточкой, и письмо.

— Здесь живет Надежда Антоновна? — пропищал «специалист».

— Здесь. Это — я, — ответила, недоумевая, Надя.

— Извольте, мадам, — и Клоп протянул ей все три предмета.

— Это моей барыне? — спросила Надя.

— Нет, вам.

— Мне?

Надя хотела расспросить Клопа подробнее насчет букета и прочего, но он оставил все это в ее руках и дал плейта (удрал). Вошла хозяйка.

— Что это у тебя? — спросила она.

Надя протянула ей письмо и сказала:

— Ничего не понимаю. Может быть, это вам?

Хозяйка взяла письмо и прочитала адрес, написанный отвратительным почерком:

«Ее высокоблагородию Надежде Антоновне Карасевой».

— Нет, это тебе. Прочитать письмо?

— Прочитайте.

Хозяйка разорвала конверт, вынула розовую бумагу с двумя целующимися голубочками и прочитала:

«Любезная Надежда Антоновна, ангел сердца моего. Сегодня — день „Надежды, Веры и Любви“, а так как вы Надежда, то посылаю вам, как водится у образованных людей, цветы и коробку с рахат-лукумом. Кушайте на здоровье. Будьте сегодня в 8 ч. вечера за воротами. Я имею вам сказать что-то очень важное.

Ваш по гроп жизни

Яков Иванович Тпрутынкевич».

Надя была приятно поражена и вспыхнула.

— Кто он, этот Тпрутынкевич? — спросила хозяйка с улыбкой.

— Знакомый, — ответила Надя.

— Что ж он, ухаживает за тобой?

— Да.

— А кто он? Чем занимается?

— Артельщик в банке.

Хозяйка засмеялась, погрозила ей пальцем и проговорила:

— Ой, Надя! Смотри. Как бы не вляпалась.

— Не беспокойтесь, барыня, — ответила весело Надя и вскрыла коробку.

Надя умилилась при виде нежно-розового, посыпанного, как бы снежком, мелким сахаром, сирского рахат-лукума.

Она дала кусок лукума хозяйке, сама съела кусок, поставила цветы в горшок с водой и принялась за кальсоны и носки экстерна с удвоенной энергией.

Надя сияла. Яшка совсем очаровал ее.

«Такой образованный, расположительный, добрый, — думала она о нем.

— Непременно выйду сегодня за ворота и поблагодарю его».

И она с нетерпением стала ждать вечера.

* * *

Надя ровно в 8 час. вышла за ворота и была встречена Яшкой.

— Получили? — был его первый вопрос.

— Получила, — ответила Надя. — А какой вы добрый.

— Это, Надежда Антоновна, еще ничего! — сказал Яшка и стиснул ее руку. — Дайте время. Потом узнаете, какой я добрый. А у меня просьба к вам. Едемте в это воскресенье в сад трезвости. Послушаем Каткова.

— А что это за сад?

— Хороший сад. Там все трезвые люди гуляют. Очень весело там.

— А Катков кто?

— А вы не слышали его?

— Н-нет.

— Да неужели? Ай-ай-ай! Как вам не стыдно. Он куплетист и балалаечник. Да его вся Одесса знает.

Наде сделалось неловко за свое невежество и она покраснела.

— А потом, — продолжал Яшка, — поедем до «Гамбринуса». Слышали за «Гамбринуса»? Очень хорошее заведение. Публика там очень деликатная бывает. Матросы, кочегары, боцманы, механики. Заведение в погребе находится, и все в цветах и картинах. Публика сидит на бочонках, пьет пиво и ест сосиски и бутенброды. А какая хорошая музыка там. Там есть скрипач. Вот так молодчина! Сашкой зовут его. Соловья на скрипке представляет, козла, корову. Так поедем?

Надя задумалась. То что Яшка предлагал ей, было очень заманчиво и ново.

— Хорошо, — согласилась она.

— Ну вот!.. А сейчас пройдемся немного. Может быть, милинаду (лимонаду) выпьете?

— Мерси вам… Мне надо белье квартиранта окончить.

— А ваш квартирант кто?

— Какой-то «голодающий». Одна пара белья у него и одна сорочка.

Яшка расхохотался и спросил:

— А он не пристает к вам?

— Пристает… Слюнявый такой. Да я близко не допускаю его… Прощайте!

— Прощайте!

Надя юркнула назад в ворота, а Яшка, нахлобучив картуз, пошел в трактир. Товарищи, увидав его, спросили.

— Скоро поставишь пиво?

— Скоро, — ответил он загадочно.

VI