Шрифт:
Закладка:
По прибытии поезда в г. Омск я был освобожден из-под стражи под подписку о невыезде и через месяц был вызван в Чрезвычайный Трибунал, где под председательством И.П. Павлуновского происходил суд над Колчаковским Правительством[106]. Вызван я был на этот суд в качестве свидетеля, но мне предлагались вопросы, также касающиеся моей работы при Сиб. Правительстве. После окончания процесса мне вручена была официальная бумага о том, что дело обо мне прекращено. В это время я уже служил в Комитете Северного Морского Пути [107] (с мая 1920 г.) в качестве юрисконсульта. Впоследствии я работал также (по совместительству) в Сибнаробразе[108]. Принял меня на службу в Комитет Северного Морского Пути Ф.И. Локацков[109], как старый революционер, знавший меня по моим политическим защитам еще в довоенное время.
Вместе с Сибревкомом я переехал летом 1921 г. в Н-Си-бирск, где продолжал работать в тех же двух учреждениях. Осенью 1921 г. я был командирован Сибнаробразом в г. Москву на съезд работников искусства. Здесь мой старый знакомый Николай Николаевич Баранский[110], занимавший тогда должность члена Коллегии НКРКИ[111], предложил мне работу в Продовольственной и Сельскохозяйств. Инспекции НКРКИ (в качестве консультанта по правовым вопросам). Я согласился по двум соображениям: 1) Хотя я не был никогда беженцем и встретил в 20 г. Советскую власть в Сибири, где и протекала моя прежняя политическая работа, тем не менее я считал свое дальнейшее пребывание в Сибири, где я пользовался известной популярностью, вообще вредным, а лично для себя и небезопасным. Мне нечего было бояться каких-либо разоблачений, так как я своего прошлого не скрывал и оно было предметом всестороннего обследования сначала в Иркутске (следствие производил следователь Губчека Бухов), а затем в Омске под наблюдением Павлуновского. Я боялся другого: боялся, чтобы моим именем без моего ведома и участия не воспользовались какие-либо авантюристы. По этой причине, а также во избежание ложных объяснений целей моей поездки на родину я в течение почти 10 лет не видел свою старуху-мать, постоянно проживающую в Иркутске. 2) Вторая причина, заставившая меня принять предложение Баранского и приехать в Москву, была та, что в Новосибирске у меня не было жилой площади, а здесь мне предоставили комнату, в которой я и жил до дня своего ареста. Конечно, вторая причина имела и второстепенное значение при решении вопроса о переезде в Москву. Вернувшись в Новосибирск, я в конце 1921 г. окончательно переселился в Москву Осенью 1922 г. я был снят с работы в НКРКИ в связи с моим участием в процессе С-Ров в качестве одного из защитников правой группы[112]. В феврале 1923 года я поступил на службу в Правление Уральского Горнозаводского Синдиката «Уралмет» (в г. Москве) в качестве старшего юрисконсульта и заведующего юридическим отделом и прослужил там без перерыва до пять лет, т. е. до расформирования Синдиката в связи с образованием Всесоюзного Металлургического Синдиката ВМС. С февраля 1928 г. я работал в коллегии защитников до 15 янв. 1930 г., а с 11 апреля 1930 г. и по день ареста во Всесоюзном Государственном Объединении «Новосталь».
Григорий Патушинский [подпись]
Допросил Белостоцкий [подпись]
л. д. 151