А этот разговор мы записали годом раньше.

Ноябрь 2016 года

Ирина: Теодор Курентзис – практически культовая фигура музыкального мира, главный дирижер Пермского театра оперы и балета, он настоящий гость «Энигмы»: загадочный, мистический, в чем-то совершенно необыкновенный.

Теодор: Во-первых, я не главный дирижер. Я мыслитель этого театра, то есть художественный руководитель. А Пермь для меня – это место, где ещё возможно жить в том романтичном мире, который представлялся нам, когда мы были подростками.

Ирина: А в каком времени вы больше живете? С древности греки разделяли время на Хронос и Кайрос? Какое время для вас важнее?

Теодор: …Кайрос.

Ирина: Для меня это время тоже главное. Кайрос фиксирует ключевой момент поворота судьбы, а хронология – только данность. А насколько на ваше сознание и образ жизни влияет ваше греческое происхождение?

Теодор: Греческое происхождение дало мне возможность мыслить, какой-то философ говорил: «Я думаю, потому что не знаю». Греческий язык – очень важный инструмент, чтобы точно мыслить. Естественно, я стараюсь ощущать и воспринимать мир объективно, но всегда присутствует какой-то субъективный образ, как аромат, как дежавю, ощущение. Вот это моя эфирная часть, мой дух, если хотите, она так воспринимает мир.

Ирина: А как вы воспринимаете Петербург? Сам город.

Теодор: Санкт-Петербург меня поражает. Это лучшее хранилище, декорация, когда-либо построенная для какого-то спектакля, который до сих пор играется.

Ирина: Да, пару раз здесь он состоялся самым роковым образом.

Теодор: Это длинный спектакль. Вчера, гуляя по набережной, я сказал: что было бы, если бы не было Петербурга?! И как хорошо, что есть Петербург! Это от сердца. А то, что декорация – построить такой город при таких погодных условиях уже несовместимо. Это русские, которые через «не могу» устанавливали европейский дух. Я приезжаю сюда очень редко, и я люблю, как это сказать… удивляться. Сколько я спектаклей ни играл, всегда в декорациях есть какая-то деталь, которую еще не видел.

Ирина: Есть ли что-то общее между Петербургом и Афинами? Ведь Афины – тоже декорация, город, выросший из деревни вокруг Акрополя.

Теодор: Афины и Петербург, два города, которые, по-моему, ничего общего не имеют с остальными городами. Афины – это очень большая энергия. Я знаю места, которые просто меняют человека. Сядешь там на полчаса и выходишь другим. Афины – не только история, в Афинах чувствуется, что именно там начались и театр, и философия, и поэзия.

А Петербург – самый утопический город. Поэтому я его люблю, я бы хотел жить в Петербурге. Люди, которые перестают действовать утопически в этом городе, идут против закона города.

Ирина: Как замечательно сказано! В этом много мудрости. Хронологически вы провели в Петербурге достаточно большой этап жизни. А по Кайросу, насколько он был для вас значителен?

Теодор: Я провел в Санкт-Петербурге с начала 90-х годов десять лет. Это были сложные времена и прекрасные. Я помню, все интересные москвичи переезжали в Петербург жить тогда. Это был очень прогрессивный, невероятный город. Сейчас немножко другой. Я редко приезжаю, но вижу изменения. Не в сторону прогресса. Но на самом деле мы тоже меняемся.

Ирина: С Петербургом связана ваша неудача. Я имею в виду конкурс Прокофьева, который стал знаменит именно тем, что вы не прошли на второй тур.

Теодор: Это не единственный конкурс, который я не прошел. Я был на двух конкурсах в жизни. А здесь мы с Кириллом Петренко оба не прошли.

Ирина: Хорошая компания не пройти! Сейчас Кирилл Петренко шеф Берлинской филармонии.

Теодор: Я участвовал, потому что Илья Мусин, мой педагог, попросил. Я считаю, что музыка – это не спорт. Как показать, кто лучше из дирижеров? Как за десять минут это понять?! Но я пошел, продирижировал. Мне показалось, что хорошо. Но мой профессор был где-то в Финляндии, и он прилетел на второй тур. А я не прошел. Илья Александрович очень сильно возмутился и ушел из жюри. Вот такая история была. А потом он умер через две недели. И вообще это тяжелое время очень… Потеря Мусина для меня была – бай-бай, Петербург.

Ирина: И вот вы в Новосибирске, организовали MusicAeterna, объединение хора и оркестра. Какое сильное словосочетание: Вечная музыка!

Теодор: В каждом оркестре есть три-четыре человека, которые готовы пойти далеко, готовы умирать для музыки, это солисты, которые не хотели утонуть в «лебединых озерах» музыкальной системы, захотели создать коммуну или монастырь прекрасный, где мы все равны и творим. Естественно, это невозможно делать в больших городах, поэтому мы выбираем города, где можем просто дальше развиваться. MusicAeterna – в большинстве музыканты очень высокого уровня, и при этом это люди, которые понимают, почему нужно медитировать одной нотой и что можно выразить этой же нотой. Понимают, что быть счастливым в жизни, это не значит делать что-то, чтобы папа сказал – браво, а мама сказала – молодец, а это очень глубокая коммуникация человека и бога. То есть дается какая-то возможность в пространстве, в котором мы живем, рождать что-то, что будет иметь продолжение, возможность коснуться сокровенных энергий, сокровенных эмоций, которых легко не достигнешь. Это многослойные проникновения.

Ирина: Очевидно, когда ваши музыканты с вами работают, у них не возникает сомнений, они вам абсолютно верят. Такое ощущение, что вы выходите на какой-то канал особо чистой энергии и там стремитесь достичь совершенства. Сколько нужно внутренних сил!

Теодор: Чистая энергия – это очень важно. Все в жизни энергия. И проблемы в коммуникации между людьми от того, у кого какая энергия циркулирует. Любовники какой энергией делятся? Какую энергию дает он и какую – она? Это вопрос риторический. Моя позиция – надо, чтобы мы оставляли немножко времени каждый день на наше собственное очищение, на возможность уйти из этого драйва, могли остановиться и посмотреть, кто мы такие есть, объективно, по-честному, не пытаясь себя обмануть. Сделать катарсис, очищение, стать немножко лучше для самого себя. Принять самого себя. Пожелать что-то хорошее самому себе. Потом только можно делиться с другим человеком, который тоже проводит такую практику. Энергия – это коммуникация, но другая. Если я вас приглашу в прекрасное место в лесу, где деревья дают невероятные ароматы, где сама природа говорит с тобой, там мы будем сидеть и обсуждать музыку. Или пойдем в какой-нибудь банковский офис, где гипсокартон и линолеум, и будем разбирать то же сочинение. Там, где мы находимся уединенно, мы затронем пространства самих себя, которые не сможем затронуть в офисе.

Ирина: Наше время отличается гигантской скоростью: скоростью появления информации, скоростью перемещения в мире, и, как вы говорите – взять и остановиться, – это требует ещё больших сил от человека.

Теодор: Что значит скорость? Мы стараемся делать ещё больше концертов, чем возможно. Что стало лучше от этого? Сегодня из Интернета мы можем сразу узнать, что творится везде. Это скорость. А что от этого лучше?