– Скажите, уважаемая матушка Марта, а почему градоправитель запретил детям выходить из дома? – поинтересовалась Леилэ.

– Ах, милая, это непростая история, – ответила хозяйка, присаживаясь напротив девочки. – Знаешь ли ты, что наш городок славится пашнями и хлебом?

– Да, я заметила, – с набитым ртом закивала девочка.

– Но этим летом ни с того ни с сего расплодились у нас крысы, – продолжила женщина. – Вредители добрались до запасов зерна. И было их так много, что ни кошки, ни собаки не справлялись!

– Вот как, – с сочувствием промямлила Леилэ, подхватывая с тарелки медовый пряник. – И что же, вы нашли управу?

– Нашли, – горько вздохнула матушка Марта. – Нет теперь крыс… – Она горестно понурилась. – И нет моего доброго кота Карла. У соседей пропал их пес. Все животные ушли из города!

– Так-так… – нахмурилась Леилэ.

– Ох, Единушка не иначе за что-то нас покарает… – всхлипнула женщина, беспокойно разглаживая ладонями белую скатерть.

– Единушка, – заинтересованно повторила девочка. – За что же Он вас покарает?

– Недавно к нашему градоправителю пришел какой-то бродяга-крысолов и предложил ему свои услуги…

– Крысолов? – насторожилась Леилэ.

– Парень-то в общем хороший, пригожий. – Матушка Марта смущенно улыбнулась. – Одет был ярко и пестро – на загляденье… Артист, одним словом! Музыкант!

– Музыкант? – удивилась Леилэ. – Ну надо же…

– И как он заиграл на своей диковинной дудке, – продолжила женщина, – в тот же миг со всех сторон из каждой дыры пошли к нему крысы. И с собой они потащили всякий хлам и мусор, ну точно люди, собравшиеся в долгое странствие! Да так все и побросали: видно, сил не хватило… Бежали крысы как зачарованные, клянусь Единушкой! А за ними следом пошли и собаки, и кошки. Ах, мой бедный пушистый котик Карл пропал вместе с ними…

– И дети пошли? – испугалась Леилэ, припоминая опасения женщины.

– Нет! Пока нет! – взмахнула пухлыми руками матушка Марта. – Но слушай дальше… Градоправитель отказался платить крысолову.

– Почему? – нахмурилась девочка.

– Не знаю, – вздохнула женщина. – Он – глава города, ему и виднее. А гадкий крысолов-то пригрозил, что еще вернется. Вернется и возьмет либо оплату, либо наших деток!

– И, судя по указу, градоправитель платить не собирается? – заключила Леилэ.

Хозяйка покачала головой и всхлипнула.

– Матушка Марта, а вы знаете, куда гадкий крысолов повел крыс? – поинтересовалась ее гостья.

– Ушли они через восточные ворота, ниже по течению реки, – ответила женщина.

– Так-так, а можно мне добавки? – улыбнулась Леилэ, посматривая на входную дверь. – У вас все так вкусно…

– Конечно, дорогая, – обрадовалась матушка Марта.

Как только она исчезла на кухне, ее маленькая гостья поднялась из-за стола, не забыв, впрочем, спрятать за пазухой несколько пряников. Девочка выскочила на улицу и побежала прямиком к восточным воротам.

Леи не знала, когда именно в город вернется крысолов, что она будет делать при встрече с ним, однако чувствовала острую потребность что-то предпринять.

Светловолосый незнакомец в красной охотничьей шапочке появился на городской площади перед ратушей. Ветер играл в полах его распашного кафтана, сшитого, словно мозаика, из пестрых разноцветных лоскутков. В руке мужчина держал серебряную флейту. На его красивых губах застыла улыбка.

– Ну что же, градоправитель, – воскликнул он. – Желаешь услышать мою новую мелодию?

Ответа не последовало. Улицы совершенно опустели. Только ветер гонял мусор по высушенной солнцем мостовой. В домах попрятались не только дети, но и родители, старики – все от мала до велика, знатные и простолюдины, богатые и бедные, мужчины и женщины. Ни единой человеческой души не было на улице, ни звука – лишь ветер и серия легких свистов.

Мужчина молниеносным движением запахнул кафтан, и от жесткой ткани отскочило несколько крошечных игл.

– Учти! – крикнул Крысолов, и его глаза вдруг сверкнули, как красные угли. – Второго шанса у тебя не будет!

Он снова широко улыбнулся, а затем поднес к губам диковинную флейту.

Озорная мелодия закружилась в порывах ветра, поплыла над улицами и площадями. Словно оглушающим колпаком, она накрыла весь город. И в этой странной музыке звучал таинственный и грозный глас, к которому нельзя было не прислушаться. Он возвещал о том, что пришел конец всем запретам, что отныне детям позволено забыть об обязанностях, повинностях и уроках. Они вольны обрести свободу от родителей, покинуть дома и уйти куда глаза глядят…

Некоторое время город хранил молчание. Не было слышно ни человеческого крика, ни стона, ни смеха, лишь веселая мелодия разливалась по улочкам, заполняя каждый уголок опасным волшебством. А затем раздался треск распахнувшихся дверей, звон разбиваемых стекол и стук маленьких каблучков по мостовой.

Одетые и полуголые, кто с недоеденным яблоком в руке, кто с куклой, а кто с отцовским ремнем, дети высыпали на улицы. И родители не могли их остановить. Напрасно они хватали своих чад за подолы юбок, за рукава и штанишки, за курточки и косы. Те вырывались и дрались так неистово, будто вспомнили все тумаки и подзатыльники, полученные от взрослых.

Крысолов играл на флейте, бодро шагая к восточным воротам, а за ним, стекаясь со всего города, послушно тянулась вереница мечущихся в танце детей. Они прыгали и взмахивали руками, словно безумные, ударялись друг о друга, падали и топтали упавших. Не в силах ни крикнуть, ни заплакать, они следовали за мужчиной в пестром кафтане и в красной охотничьей шапочке.

А онемевший, враз обессилевший эльф только и мог, что беспомощно наблюдать из укрытия за разворачивающейся трагедией. У него не было сил не то что поднять руки, но даже вдохнуть полной грудью. Тяжелая зловещая мелодия распластала его по крыше одного из домов, что окружали главную площадь.

И сильнее магии его терзала горькая обида. Он не верил в свое поражение. Этого быть не должно, как и не было за последние без малого сто лет! Но враждебное чародейство действовало на эльфа даже сильнее, чем на простых горожан. Оно парализовало мужчину, словно раскаленными прутьями сковало его мускулы. Оно, как и любая магия, несло для Мата Миэ смертельную угрозу.

В то же самое время в другой части города маленькая Леилэ плясала и прыгала в такт веселой мелодии. В ее глазах полыхало зеленое пламя, а плотно стиснутые губы дрожали от злобы. Повинуясь звукам флейты, она вдруг с новой силой возненавидела свое детство, своих позабытых было близких…

От всей души Леилэ ненавидела ложь, ненавидела вравшего ей Друговского и не рассказавшую всей правды Белову. Она ненавидела эльфа Мата Миэ за его секреты. Но больше всего сейчас она ненавидела себя