то, что я так задержался с ответом на твое последнее письмо. В нашем уголке земли с начала года случалось то одно, то другое. Это, может, и не великие новости в твоем мире, но у нас таки сойдут за таковые: здесь умерла женщина и пропал мужчина.

Да, моя Абба умерла. Это случилось на четвертый день нового года. Кончина ее была тихой, и приняла она свой смертный час спокойно. Я очень по ней тоскую, но другого я и не ждал – ведь мы прожили вместе все эти годы. Она была не старая – может, лет тридцати, но, наверное, с людьми, как она, так и бывает. Она будто старилась быстрее меня – под самый конец была уже вся седая и немного забывчивая.

Ты конечно же спросишь, получила ли она твое перо? Да, получила, и это доставило ей большую радость. Так замечательно, говорила она, заиметь перо датского лебеденка – ведь она так хорошо была знакома со сказками господина Андерсена. Она сразу же, в самый рождественский вечер, вклеила перо в свою книгу.

Благодарю тебя также и за себя. Ты знаток по части французов, хоть и считаешь, что стихов они писать не умеют, ne pas? Малларме действует на меня, как отражающаяся в глазу цветущая черемуха, надушенный носовой платок или стрекоза, присевшая на плечо пловца в спокойной речке. Вот! Теперь ты видишь – черным по белому – какой он для меня великий inspiration [14]!

«Пропал мужчина» – написал я в начале, и больше не буду тебя томить. Это пропал здешний дальботненский священник, сьера Бальдур Скуггасон, брат Вальдимара-мошны – того, что однажды танцевал с фонарным столбом у «Кожаных штанов». Священнику взбрело в голову потащиться в горы на лисью охоту в самый разгар зимы, да еще когда надвигалась ужасная непогода. Да, старый кот чесался в вечер под сочельник, а это безошибочно – к страшной буре. Такую «метерологию» мы здесь практикуем. Короче говоря, никто сьеру Бальдура с тех пор не видел, и не нужно богатого воображения, чтобы представить, что с ним случилось.

Народ здесь надеется, что это происшествие послужит поводом для пересмотра положения местных священников. Сьера Бальдур в нашем приходе подобрал под себя весь лисий промысел и имел с того побочные доходы, а пушнина здесь в цене. И ясно, что дела уж совсем плóхи, раз святые отцы начинают гробить себя в погоне за лисами – и, видимо, из-за одной только бедности!

Ну и скатертью дорожка! Это все, что я скажу о пропаже отца Бальдура – я всегда находил его ужасным stupidus [15].

Абба значит: Хавдис.

Итца значит: Бог.

Итца ха-ам значит: Бог желает.

Итца ум значит: Бог не может.

Итц-умба уба-хара значит: свет Божий,

солнце или душа.

Уфа-хара хо-фак значит: луна.

Ут-да-да хо-фак значит: звезды.

Ифф-итц значит: свет.

Фуффа хайя значит: ангелы.

Иффа ку-ку значит: Царство Небесное.

Итца и-аддига значит: Бог все знает.

Отцина-майя значит: Рождество.

Итца ро-ро значит: Иисус.

Отцина-хайя значит: Пасха.

Отцина-марда значит: воскресенье.

Авв-авв значит: говорить.

Ко-ко значит: петь.

Андха ха-ам ко-ко значит: мы будем петь.

Умм авв-авв значит: не хочу говорить.

Умра значит: не знаю.

Амх-амх значит: красиво, хорошо.

Оффо-кер значит: некрасиво.

Футцу значит: мужчина.

Халл-халл значит: девушка.

Фуффа-ро значит: ребенок.

Фурру значит: человек.

Мамба значит: птица.

Мордана-хайя значит: день.

Хо-фак значит: ночь.

Са-одо значит: море.

Фади-фад значит: дождь.

Хайера значит: снег.

Мах-мах значит: лето.

Мах-мах хайера значит: зима.

Ка значит: огонь.

Фафф-фафф значит: священник.

Кондура значит: король.

Тампа значит: одежда.

Умпх Аббы значит: яшик Хавдис.

Фифи-пупу значит: псалом.

Пупу значит: темнота.

Ибо значит: спать.

Вот, это тебе «словарь Аббы», так она говорила, когда я ее нашел. Как видишь, здесь много библейского, что и подтверждает мои догадки о том, кто она была такая. Нет, я не намерен умалчивать, что знаю достоверно о происхождении Хавдис. От тебя у меня секретов нет, я знаю, ты сохранишь их при себе. Тебе, мой дорогой друг и наставник, я всегда могу довериться.

Так вот, в конце этого февраля наслало на нас, живущих здесь в Долине, наинесчастнейшего во все времена Исландии горемыку – Сёльви Хельгасона[16], бродягу и мастера на все руки. Он на лыжах переходил от хутора к хутору и в обмен на еду рисовал с людей картинки, чинил все, что было в хозяйстве деревянного, и пересказывал сплетни из других мест. Очкарик этот постучался и в мою дверь и прожил у меня неделю. Я убедился, что он ловко управляется с красками и от природы наделен здравым умом. Мне он был не в тягость, хотя попорчены у Сёльви и душа и тело – в том постарались люди.

В один из вечеров заговорил он об Аббе, но называл ее Лёйвей (а это я придумал ей имя Хавдис [17] и решил, что по отцу она будет Йоунсдоттир, а это все равно что сказать «Исландсдоттир», или «дочь Исландии» [18]). По тону Сёльви чувствовалось, что говорит он искренне. Он рассказал, что когда-то давно нашел ее одну на горной дороге в окрестностях Кьёлюр. По его предположению было ей тогда лет семь. Она бродяжничала с ним года полтора – до тех пор, пока он не нашел ее семью и не вернул ее в родительский дом.

Пока Абба скиталась с Сёльви, он смастерил для нее гроб – из дорогого, выброшенного на берег моря, леса. Когда он это сказал, я понял, что говорит он правду, потому что упомянул он также и о двух латинских фразах на гробе Аббы – еще бы, ведь это он сам их и написал!

Спустя несколько лет Сёльви опять попал на тот хутор, где жила Лёйвей, но на этот раз все там было в страшном запустении: ее мать покончила с собой, выпив яду, Лёйвей отец продал на чужеземное судно, а сам подался на учебу в семинарию. Несчастный отец этот был Бальдур Скуггасон, тогда еще дьякон прихода в Хёвди, а за свою двенадцатилетнюю дочь он выручил у моряков шомпольное ружье и мешок дро́би. Вот! Теперь ты понимаешь, почему я ранее так холодно отозвался в его адрес.

Однако как ужасно мое письмо пропиталось печалью и горечью! Прости, Бога ради, мое нытье.

Apropos! [19] Если ты окажешься на улице Кронпринцессы, загляни, пожалуйста, к тетушке Перч и закажи у нее килограмм утренней чайной смеси, item [20]