клубился в нем взамен рационального мышления, вошел в его лабиринт, и там с его сознанием соприкоснулось сознание бабушки, чьи ментальные ответвления тоже блуждали по лабиринту в исследовательских целях. Тогда-то и поняла бабушка, насколько Волков опасен.

Не успев разобраться в характере опасности, она тут же расправилась с ним, дабы пресечь угрозу на корню. Три ее руки вцепились в Волкова, поволокли к распахнутой пасти с двойными рядами огромных острых зубов. При этом голова, которую Волков обвил своими щупальцами, оторвалась от шеи; болталась у него меж ног, словно кошмарный плод. Обезглавленная шея извивалась в конвульсиях, брызжа чернильной кровью.

Бабушка кромсала Волкова своими зубами. По туннелю ее глотки ползли к нему симбионты, обитавшие в бабушкином организме. Эти огромные слизни с иглами острейших зубов помогали бабушке разжевывать пищу. Она специально вывела у себя внутри колонию этих тварей. Часто бывало, что она проглатывала какое-нибудь существо, не успев разжевать, и оно, попав в ее глотку, бросалось в бегство и путешествовало по обширному нутру, скрываясь в его закоулках. С такими внутренними беглецами и расправлялись слизни-симбионты. Они настигали беглеца, начинали пожирать его и отрыгивать, тем самым и себя насыщая, и бабушке доставляя удобный материал для переваривания.

Слизни, подчиняясь ментальному бабушкиному приказу, набросились на Волкова и терзали его. Обычно они держались подальше от бабушкиных зубов, чтоб самим не пострадать в их мясорубке, но тут следовало поскорее устранить источник угрозы – этого непонятного Волкова, так что слизнями можно было пренебречь. Пусть несколько особей погибнут от бабушкиных зубов, не беда, главное – Волков будет оперативно ликвидирован.

Один слизень впился ему в глаз, выгрыз его и начал ввинчиваться в голову через глазницу, пожирая мозг. А череп Волкова в это время трескался в орехоколке бабушкиных челюстей.

Лена сидела в кресле, держала в руке недопитую чашку чая и тревожно вслушивалась в чавканье, хлюпанье и скрежет, долетавшие из тьмы, где растворился убийца Бармаглотов.

Ей показалось, что шапочка из кожи индейца липнет к ее голове, как живое существо, словно хочет срастись с нею, стать ее неотъемлемой частью. И еще показалось, что шапочка начала мыслить. Словно на ней оттиснулся разум того индейца, с которого Ленин папа снял скальп для шапочки, а теперь скальп отдавал эти отпечатки разума своей новой хозяйке. Она почувствовала, как вместе с мертвым индейским разумом на нее нисходит ужас. Казалось, призрак погибшего индейца навис над ней, склонился и пьет ее сознание.

Лена вскочила из кресла, чашка полетела на пол, брызнули осколки. Девочка пыталась сорвать шапочку с головы, но та прилипла к волосам. Призрак индейца виделся краем глаза: он сидел у нее на плечах, сгорбившись и опустив губы, вытянутые в трубочку, неестественно длинную, будто нос муравьеда, сквозь шапочку – прямо ей в голову. Погрузил их туда, как соломинку в стакан с коктейлем. Лена металась и корчилась, пытаясь сорвать шапочку. Не получалось.

Бабушка в тот момент дожирала Волкова.

А где-то в небе нарастал вой. Что-то страшное падало сверху.

И когда Лена почувствовала, что призрачные индейские губы уже присосались к ее сердцу, раздался оглушительный грохот взрыва и полыхнуло пламя.

Оторванная от тела голова девочки была жива и продолжала мыслить, когда летела в потоке взрывной волны. Индейская шапочка прочно сидела на ней. Шапочка действительно защищала то, на что была надета, и сейчас защитила голову Лены от разрушения и смерти. Поэтому, когда голова упала на землю примерно в полукилометре от эпицентра взрыва, она была жива и в сознании. Правда, ее сознание совсем почернело от ужаса.

Упав на землю, голова подкатилась к корням дерева, выступавшим из земли, и лежала меж них, направив ввысь оцепенелый взгляд.

Недолго она пролежала там. Из дупла дерева выбралось странное существо с обрубком шеи, вокруг которого, как поганки у пенька, росли на длинных тонких ножках маленькие уродливые головы – человеческие, птичьи, кошачьи, собачьи, рыбьи. Руками-корягами существо захватило голову девочки, осмотрело и обнюхало ее всеми своими головами. Затем скрылось в дупле вместе с добычей.

Призрак индейца, невидимо витавший тут же, хотел было последовать за многоголовым, но едва заглянул в дупло, в его космическую черноту, как в страхе отшатнулся, прошипел индейское проклятие и полетел прочь.

Часть вторая

Покойный Владимир Волков, офицер военной разведки, выполнял в лесу задание командования по сбору информации. В его тело был вживлен маячок, который в момент смерти агента посылал сигнал, автоматически запускавший ракету, нацеленную на то место, где маячок заработал. Военное начальство Волкова разрывалось между желаниями изучать лес и бомбить его, поэтому решили: ежели погибнет агент, обязательно шарахнем ракетой по месту его гибели, а там посмотрим.

Бабушку, едва успевшую сожрать Волкова, взрывом разорвало в клочья, разметало вместе с обломками дома, и черная душа старой ведьмы отправилась в ад. Ее внучка отчасти выжила: голова Лены, хоть и оторванная, была жива благодаря неизученным свойствам индейской шапочки и временно пребывала в шоковом состоянии. Пришла в себя она уже в том жутком мире, куда ведет дупло всякого дерева в лесу. Достоверно про тот мир ничего нельзя сказать, одно только ясно: там нечто худшее, чем ад. Ведь призрак индейца, выползший из преисподней, содрогнулся от ужаса, едва заглянул в дупло. Злобный индейский дух намеревался мстить дочери своего убийцы до самой ее смерти, но и в этой мстительной душонке тлел уголек здравого смысла, и загробная пиявка предпочла отказаться от мести, лишь бы не попасть в то чудовищное измерение, куда ведет дупло и куда унесла голову девочки неведомая тварь.

На месте взрыва образовался кратер размером с небольшой стадион, и в центре того кратера за одну ночь выросло дерево, самое большое в лесу, формой похожее на гриб атомного взрыва.

На самом деле все деревья леса были инопланетными грибами. Они маскировались под обычные земные деревья и годами втихаря выбрасывали споры, которые разносило ветрами далеко во все стороны от леса. Военные и ученые, наблюдавшие за лесом, и не подозревали даже, что все эти мнимые деревья суть грибы и что такие же грибы уже проросли под видом деревьев далеко за пределами зоны падения метеорита. Но гриб, что вырос на месте взорванного бабушкиного дома, с самого начала не скрывал своей сущности. Огромный, грозный, чудовищный, с широченным дуплом, похожим на злобный космический глаз, возвышался он над выжженной землей на добрую сотню метров.

В ту ночь, когда вырос этот гриб, главный кремлевский экстрасенс Крахоманов покончил с собой. Впрочем, была ли его смерть суицидом, это еще вопрос. Крахоманова обнаружили висящим под потолком на его собственных кишках,