боли, волной прокатившейся по всему телу, да так и оставшейся где-то в ногах. Я немного повозилась, пытаясь определить тяжесть увечий. Вроде бы все шевелится. Затем, перевернувшись на спину, хотела было спросить у ночного неба: а, собственно, за что?! Но нарастающий гул голосов ясно давал понять, что разлеживаться, беседуя с ночными светилами на философские темы времени нет совсем. Пришлось, постанывая, встать хотя бы на четвереньки и таким позорным способом уползти в буйно разросшиеся поблизости кусты жасмина. Основательно окопавшись в зарослях ароматных белых цветочков, я рискнула наконец встать на ноги. В коленке что-то хрустнуло. Я тихонько выругалась. Ну и ладно. Пусть себе болит. Главное, что сгибается и разгибается, как положено нормальному колену.

Тем временем вокруг постоялого двора уже поднималась суета. То и дело пробегали какие-то люди, покрикивая и поругиваясь друг на друга вполголоса. Видимо, чтобы не привлекать к себе уж слишком повышенное внимание и не будить чудом не проснувшихся от давешнего взрыва горожан. Я, стараясь двигаться как можно тише, задом попятилась глубже в кусты, ломая тонкие ветки, и горестно размышляя о том, что теперь-то время совершенно точно упущено! И еще о том, что наследила я конкретно, а загонявшие меня негодяи не совсем тупые, значит, обыскав площадь вокруг «Бычьего глаза», следы мои найдут, и сунутся вслед за мной в густую растительность. А кобыла моя осталась у коновязи. А туда я с отбитыми ногами вряд ли дохромаю, тем более незаметно. А кушери не такие уж широкие и раскидистые – не лес все-таки, под корягу не закатишься и не затаишься.

Внезапно что-то мягкое и теплое ткнулось сзади мне в ухо. Я зажала себе рот двумя руками и обязательно бы подпрыгнула выше собственной головы со страху, но не смогла по причине не полной дееспособности организма. А потому просто обернулась и… удивленно уставилась в хитрющие большие глаза своей кобылы.

– Золотка? – не поверила я тому, что вижу, сильно подозревая, что хряснулась-таки темечком о мостовую со всеми вытекающими последствиями, потому на всякий случай положила ободранную ладонь на храп золотогривой красавицы. Храп был теплый и вполне себе настоящий. Кобыла укоризненно ткнулась им в мою руку и глазами указала себе за спину – полезай, мол, пришибленная.

– Ты как отвязалась? И как тебе удалось меня найти в кустах и подкрасться почти бесшумно? – продолжала допытываться я.

Кобыла передернула ушами и нервно притопнула копытами.

– Хорошо, – я решительно кивнула и с тоской обернулась к постоялому двору. Сумку с поклажей было жалко. Утешало только то, что бросила я ее не просто так, а злодею на голову. Все равно взять ее с собой мне бы не удалось. Хороша бы я была – с этакой дурой на перевес по крышам скакать. Так или иначе, о провианте, теплом одеялке, котелке и прочих незаменимых в походе вещах придется забыть. Зато самое необходимое лежало отдельно, в заплечном мешке… А поесть так и не удалось… Ладно. Где наша не пропадала! Я, постанывая, вставила левую ногу в стремя и, кряхтя аки столетняя бабка, закинула себя в седло. С третьего раза. Браво, Лета! Ты как всегда великолепна до неотразимости.

– Сейчас тихонечко, как мышки, выскальзываем с другой стороны улочки и крадемся по переулку так, словно на ногах у тебя не копыта, а пушистые тапочки. А когда отъедем как можно ближе к воротам, беги так, будто на хвосте у тебя стая упырей болтается, – повиснув на шее у животины, нашептала я ей в самое ухо. – Поняла?

Лошадь моргнула.

– Вот и умница. Ходу!

Как это ни странно, но все удалось проделать по намеченному плану. Мы тенью проскользнули темными закоулками, благо освещался город, как и все остальные города, лишь во время празднеств и гуляний. В слабом свете молодого месяца практически ничего не было видно, но и с маху врезаться в стену нам не грозило – все-таки не кромешная темнота.

Заминка возникла лишь у ворот. Стража спала. А подождать пока они проснутся и отопрут ворота мне почему-то в голову не пришло. С одной стороны, может и стоило их растолкать, тем более что погони за мной пока не слышно, а из города можно выезжать в любое время дня и ночи, для того стража и дежурит – ворота отпирать. С другой – видок у меня сейчас, наверное, такой потрепанный и взмыленный, что доблестные стражи в общем-то должны были задать мне пару-тройку вопросов. И вряд ли бы поверили мне на слово, расскажи я все честно. Ну в самом деле, кто я такая, чтобы по мою душу утрамбовывать на постоялый двор наемников пачками? Скорее всего, они бы решили, что я натворила чего и теперь драпаю. И задержали бы до выяснения обстоятельств. Нет, ну я, конечно, и натворила, и драпаю – все верно. Но ведь не виноватая я! Ну совсем! В общем, во избежание ненужных заминок и конфликтов я заранее выбросила вперед руку, решив не пренебрегать излюбленным телекинезом. Огромный тяжелый запор вырвало вместе с куском ворот, створки звучно распахнулись, открывая нам путь к свободе. Разбуженные грохотом, стражники заприметили лишь хвост Золотки, фривольно махнувший им на прощание.

Глава 5

Верховный магистр Тоноклаф, нахмурившись, побарабанил кончиками длинных пальцев по столу. Неугомонная компания явно что-то замышляла. Вопрос был только в том, что именно?

Первым под благовидным предлогом уехал Ян Роутэг. Спустя время сорвалась с места его молодая жена. Предлог был не слишком благовидным. Верховный даже проверил вестника, но ни остаточного магического следа, ни место отправления определить не смог. Стерли все следы перед отправкой. Непонятно только, для чего. Тем не менее директор предпочел отпустить Лериетану добровольно, не дожидаясь пока она в процессе «тайного» побега разгромит пол-Академии. Следом за ними задушевная подруга леди Роутэг, Авалайн Фаррел, решилась прервать обучение, не дожидаясь того светлого дня, когда и у нее начнутся каникулы. Причем, даже не утруждая себя вымыслом достойного повода. Она просто рано утром, еще до начала занятий, ворвалась в его кабинет и сообщила, что ей «очень надо» и она «отработает». Верховный, закрыв глаза на форменное безобразие, отпустил и ее – очень уж хотелось досмотреть преставление и узнать, в чем причина массовых волнений. А только что ему доложили о том, что Рикнака Бумпаркви самовольно покинула Академию. Правда, пообещав обязательно вернуться, «когда сможет». В принципе, она обучалась на платной основе и могла себе позволить отлучаться в любой момент, обязательным образом отрабатывая пропущенное, но все же, все же… Настораживало то, что она довольно долго прожила в одной комнате с Авалайн Фаррел и вполне могла сдружиться и с ней, и с Лериетаной.

Яна Роутэга Верховный пытался заманить в Академию на место преподавателя достаточно долго для того, чтобы сполна оценить масштабность своего везения. До позапрошлого года лучший преподаватель нежитеведения отвечал на все предложения исключительно вежливо, но непреклонно: «Прошу меня простить, многоуважаемый Магистр Тоноклаф, но за усекновение разнокалиберной нежити я получаю впятеро больше годового оклада преподавателя». И вдруг взял и согласился. Да не просто согласился, а навязался практически. Пришлось предыдущего лектора в спешном порядке на другую должность переводить. Впрочем, мотивы этого рвения к преподаванию стали понятны довольно быстро. Все-таки труды «молодого и перспективного» не прошли даром, и он довольно быстро добился руки юной леди де’Бруове.

«Не без труда, – улыбнулся Верховный, поднимаясь из удобного кресла. – Но добился. И наблюдать за этим было крайне любопытно. Надеюсь, предстоящее действо окажется ничем не хуже. Да и девочка не так проста, как это хочет показать ее наставник. Ох, не проста… Ну да ничего, поживем – поглядим. Может, и увидим чего. И на некоторые вопросы сможем дать вполне удовлетворительные ответы».

Верховный еще немного постоял, задумчиво наблюдая за тем, как кружится пыль в столбе солнечного света, и твердым шагом вышел из кабинета.

Прошагав с полчаса, Рикнака увидела отдыхающую в тени раскидистого дуба полуэльфку и, свернув с дороги, направилась к ней. Неподалеку от пифии паслась доходяжная лошадь, объедая пожухшую от летнего зноя травку с такой скоростью и видимым удовольствием, словно ее не кормили лет десять. Авалайн полулежала, облокотившись спиной о широкий ствол, закинув ногу на ногу и томно прикрыв глаза, однако приближение соседки ее полуэльфийские уши уловили безошибочно.

– Ты долго, –