ли не громче других, а пилотка из газеты на его голове выглядела такой же измученной, как и сам Вячеслав. Обходилась без нытья и Альбина Нежина. Она гордо вышагивала с прямой спиной в окружении обновившейся компании бледных от усталости кавалеров. Даже изредка улыбалась, иронично поглядывая на своих спутников.

Нежина, пожалуй, была единственной из девчонок, на кого я изредка с интересом посматривал — точнее, на её фигуру, особенно когда оказывался позади Альбины. Нынешняя одежда этой девицы на первый взгляд ничем не отличалась от нарядов других студенток — «колхоз колхозный». Но в то же время она выгодно подчёркивала женственные изгибы тела, не болталась бесформенным балахоном. Отметили эту особенность и другие. Пару раз я слышал завистливые слова одногруппниц: «Где только деньги берёт на портных?»

Ревнивые взгляды девчонок, казалось, нисколько не волновали Нежину. Как и внимание парней. Альбина не отдалялась от общей группы студентов, но словно всегда была сама по себе. Будто солистка ансамбля — в коллективе, всегда на виду, но подчёркнуто особенная, отличная от других. Парней её поведение интриговало — девчонок злило. Тем и другим Нежина улыбалась в лицо — открыто, с хитринкой во взгляде: как та лиса, что заглянула в курятник с официальным визитом.

И только меня Альбина в упор не замечала. Чувствовал себя при ней не просто «Эй» — человеком невидимкой. Такое отношение меня поначалу удивляло: в прошлой жизни привык быть завидным женихом. Привлекал внимание симпатичных женщин, даже перевалив за полтинник. Теперь и не вспомню случая, когда женщины вот так сквозь меня смотрели: будто через прозрачное стекло. Поначалу злился. Но потом махнул рукой: рассудил, что мне странно расстраиваться из-за невнимания со стороны семнадцатилетней соплюшки.

За время полевых работ большая часть мужской половины группы сделали попытку заслужить расположение Нежиной — будто соревновались друг с другом. Совершил пробный заброс удочек и староста (одним из первых — ещё во время обеда). Как и остальные, удостоился лишь равнодушной улыбки. Я отметил, что Аверин обиделся, хоть и не подавал виду. Он-то и прозвал Нежину Снежной королевой. Альбина никак не отреагировала на прозвище. Но оно приглянулось студентам. Вот только к вечеру сократилось до Королевы.

* * *

После ужина я в одиночку отправился к колодцу, где помылся под ледяной водой, да устроил постирушки. Пока не определился, что вокруг меня — сон или реальность. Но даже во сне не хотел ложиться в кровать грязным: от этой привычки избавляться не пожелал. Тело Комсомольца в очередной раз меня удивило. На колодезную воду оно отреагировало спокойно, будто холодный душ для него не в новинку. Следовать моему примеру студенты не спешили. Девчонки затеяли возню с тазиками (собирались греть воду на печи?). Парни ограничились походом к умывальнику.

Очутился в центре внимания, подходя к дому. Гулявшие по двору студенты при виде меня умолкали. Рассматривали моё тело, будто никогда не видели по пояс голых мужчин. Не сразу сообразил, что глядели не на мои выпиравшие рёбра и не на впалый живот — всеобщий интерес привлекли украшавшие меня шрамы. Ещё у колодца я отметил, что жизнь здорово потрепала Александра Усика. Нашел на своём животе следы от старых рваных ран, места порезов на руках и груди. Какие картины открылись зрителям на моей спине — лишь догадывался по сочувственным взглядам.

Прошел в жилую мужскую комнату, борясь с желанием ускорить шаг. Порылся в рюкзаке — поспешно натянул найденную там майку. Стеснительностью я никогда не страдал. Но вот сочувственные взгляды, что провожали меня до кровати, совершенно не понравились. Не помню, чтобы в записях Людмилы Сергеевны видел упоминания причин всех этих старых ран Комсомольца. Парню когда-то сильно досталось. В школе-интернате? Или туда он угодил уже со всеми этими отметинами на теле? Так или иначе, но детство Саши Усика прошло явно не на берегу кисельной реки. Не удивительно, что крыша у парня подтекала.

Желания прогуливаться по полям я не испытывал. Участвовать в студенческих спорах и беседах — тоже не рвался. Объектов для исследования вокруг дома трактористов я не видел: сомневался, что в девяностых колхозные поля сильно отличались от тех же, что были в шестидесятых. Пашка Могильный и Слава Аверин активно ездили по ушам двум подружкам: Фролович и Пимочкиной — бывшим одноклассницам. Рядом с этой четвёркой вертелась и моя соседка по автобусу — Надя Боброва: она оказалась соседкой Оли и Светы по общежитию. Присоединяться к компании я не пожелал. Решил, что несколько дополнительных часов сна перед завтрашним рабочим днём мне не помешают.

Но сразу завалиться спать не получилось: на своей кровати обнаружил гитару. Смутно припомнил, что инструмент принадлежал застолбившему верхнюю полку надо мной студенту. В памяти мелькнуло воспоминание о прочитанной в интернете заметке. Её автор сообщал, что шестиструнную гитару в СССР запрещали. Мол, знаменитые композиторы доказали, что семиструнный инструмент лучше, что для него есть больше аккордов. А шестиструнная «испанка» — западное веяние, плохо влиявшее на советских людей. Потом автор и вовсе впадал в маразм, доказывая, что наш инструмент не гитара — гусли.

«Сам бы играл на тех гуслях», — подумал я.

Взял в руки гитару — привычную, шестиструнную. Хотел было отложить её на соседнюю койку. Но не удержался, провел рукой по струнам. Пальцы словно только того и ждали: пробежались по грифу, вспоминая аккорды. Моя музыкальная карьера вышла в пик во времена студенчества. После окончания учёбы в институте я нечасто брал инструмент в руки. А вот Усик, похоже, игрой на шестиструнке не пренебрегал: уж очень ловко мои пальцы перебирали струны — без навыков, на одних только прошлых знаниях так не сыграешь. Заинтригованный, я уселся на кровать, отвернулся от входа в комнату — проиграл простенькую мелодию.

Затягивать баловство я не намеревался.

Улыбнулся, вспомнив девяностые, когда я, подвыпивший, усаживался на перила в коридоре общаги и на пару с пареньком из Мурманска устраивал концерты.

Уже собрался было забросить гитару на верхнюю полку, как вдруг услышал голос Пашки Могильного.

— Нет, посмотрите на него, — сказал он. — Спрятался тут. С гитарой обнимается. Девчонок испугался?

Пашка взял со своей кровати спортивную кофту (вечером на улице жара не досаждала) с надписью «СССР» на груди. Но одеваться не спешил.

— С детства их боюсь, — сказал я.

— Это ты зря.

Пашка указал на гитару.

— Что, и играть умеешь? — спросил Могильный.

— Баловался когда-то.

Я примерился, желая вернуть инструмент на кровать его владельца.

Но Пашка помешал мне расстаться