Не успела Агарь сделать и трех шагов, как перед ней возник источник. Она наполнила мех, напоила отрока, прижала к груди. Сын открыл глаза, и улыбнулся.

«И вырос Ишмаэль, и поселился в пустыне, и стал стрелком из лука, и взяла ему мать жену из страны египетской».

Комментируя эту главу Торы и напоминая слова Превечного о том, что будет Ишмаэль дикарем, рука его будет занесена на всех, а руки всех – на него. Кабалистическая книга «Зоар» предрекает:

«Сыны Ишмаэля будут владеть Святой землей и чинить препятствия сынам Израиля, возвращающимся на землю свою… Разожгут сыны Ишмаэля жестокие войны в мире, и соберутся на них сыны Эдома (западных стран) – будут воевать на море, на суше и под Иерусалимом, и покорят эти тех (сыны Эдома сынов Ишмаэля), но Святая земля не перейдет в руки сынов Эдома…».

А в пояснении к разделу «Балак» указывается даже дата, когда «в центре страны, правящей миром, должно произойти большое волнение». Там говорится о падении «трех стен за один день». Любопытное совпадение, а может…?!

Разрушение двух зданий-близнецов в Нью-Йорке и одного в Вашингтоне произошло за два дня до указанного кабалистами срока.

Раз уж к слову пришлось, отметим любопытное наблюдение современных нам толкователей цифр. Число 11 нумерологи характеризуют как «энергетический и этический шок».

11 сентября стало 254-м днем в году. 2 + 5 + 4 = 11. До конца года осталось 111 дней. Самолет, который врезался в башни-близнецы первым, выполнял рейс № 11. На его борту находилось 92 пассажира. 9 + 2 = 11. Во втором самолёте было 65 человек. В сумме опять выходит 11. Штат Нью-Йорк вошел в состав США одиннадцатым по счету. А остров Манхэттен, где стояли обе башни, был открыт 11 сентября. И стояли башни в виде все той же пары единиц.

Приведем еще слова пророка Йешаягу: «…правители народов развяжут войны один против другого, и паника охватит все народы… Израиль будет в таком замешательстве, что в ужасе завопит: Что делать нам? Как спастись?»

И завершим это короткое отступление оптимистическим прогнозом еврейских источников, которые утверждают, что год, начавшийся после года шмиты, известен как год войн перед избавлением.

Дай-то Бог!

Шли годы. Авраам посадил сад в Беэр-Шеве, открыл постоялый двор, принимал странников, угощал, предоставлял ночлег. А на все слова благодарности отвечал, что благодарить надо не его, а Создателя всего сущего и поклоняться следует Богу Единому. Двадцать шесть лет держал Авраам корчму, знакомил сынов разных народов с идеей монотеизма.

Ицхак

Однажды, отходя ко сну, праведник услышал голос Вс-вышнего. Вначале он не поверил своим ушам, сказанное Богом показалось ему жутким сном. Но голос звучал отчетливо, новый приказ гласил:

– Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь – Ицхака, и пойди в страну Мория, и принеси его там в жертву всесожжения на одной из гор, которую Я укажу тебе.

Всю ночь несчастный праведник не смыкал глаз. Перед мысленным взором проходили картины прошлого, он словно заново пережил события всех ста лет жизни. Огненная печь, уход из отчего дома, испытания, радости, ликование при рождении Ицхака. И все это в один миг должно было рухнуть, рассыпаться как песок пустыни, казавшейся ему прежде твердью.

Утром, как бы выйдя из тупого оцепенения, Авраам отбросил сомнения, наколол дров, взнуздал осла своего и втайне от Сары повёл без всяких объяснений сына с двумя отроками к указанной Богом горе.

В пустыне к ним подошел Сатан в образе старца и спросил:

– Куда путь держите, милостивый человек?

– Молиться иду, – нехотя ответил Авраам.

– Разве для молитвы берут с собой нож и дрова? – с кислой ухмылкой поинтересовался старец.

– Если задержусь на пару дней, зарежу барана, испеку хлеб, не голодным – же плутать посреди песков.

– Праведник, я все слышал, сына, который дан тебе на старости лет, ведешь на заклание, а не барана. Затмился твой ум!

– Пусть будет так, твое-то какое дело?

– Подумай хорошо, завтра люди назовут тебя убийцей, пролившим кровь собственного сына.

– Знаю и все равно исполню волю Вс-вышнего.

Сатан разочарованно удалился.

На третий день пути погруженный в горькие думы Авраам увидел вдали облако, словно привязанное к вершине одной из гор. Он спросил у спутников, действительно ли гору венчает облако, или обманывает старика зрение? Двое отроков ответили, что небо, куда глаз хватает, чистое, никаких облаков. Только Ицхак утвердительно кивнул головой. Авраам понял – это знак, предназначенный ему и сыну. Не спеша переложил вязанку дров на плечи Ицхака, взял в руку нож, повел сына к горе Мория. Отрокам же велел ждать у подножья.

Медленно, тяжело дыша и спотыкаясь одеревенелыми ногами о камни, вел несчастный отец на заклание своего любимого наследника.

– Отец, – произнес Ицхак.

– Вот я, сын мой.

– Ты взял огонь и дрова, но где ягненок для всесожжения?

– Бог высмотрит себе агнца, сын мой.

Наконец они достигли вершины горы. Авраам построил жертвенник, разложил дрова, связал послушного сына, положил поверх дров. «И протянул Авраам свою руку, и взял нож, чтобы зарезать сына своего, но закричал к нему ангел Господень с небес», позвав:

– Авраам! Авраам!

– Вот я! – насторожился праведник.

– Не протягивай руки твоей к отроку и не делай ему ничего, ибо теперь Я знаю, что ты боишься Бога и единственного сына своего не пощадил для Меня. Оглянись вокруг.

Авраам посмотрел по сторонам и увидел барана, запутавшегося рогами в кустах. Вне себя от радости принес Авраам барана в жертву взамен сына.

«…Не протягивай руки твоей к отроку…»

Современная скульптура

Древнееврейский историк Иосиф Флавий даёт свою интерпретацию этому эпизоду.

И вот, когда алтарь был воздвигнут, дрова положены на него и все было приготовлено, Авраам обратился к сыну со следующими словами: «О, сын мой! Несчетными мольбами вымолил я у Господа Бога, чтобы ты родился; когда же ты явился на свет, то не было ничего, чего бы я пожалел, чтобы вырастить тебя; при этом я считал самым большим своим счастьем, если бы я мог увидеть тебя возмужалым и если бы мог, перед смертью, оставить тебя своим наследником. Но так как я стал отцом твоим (лишь) по желанию Господа Бога, которому теперь заблагорассудилось отнять тебя у меня, то снеси мужественно быть самому предметом жертвоприношения. Ибо Господу