за несколько часов до того, как при нарушении советской границы был пойман пресловутый Альфред Дисков, на информацию которого постоянно ссылался Жуков как якобы единственный источник информации о предстоящем 22 июня нападении Германии, не отдавая себе отчета в том, что первая же строка за несколько часов до поимки А. Лискова пограничниками инициированной и санкционированной лично Сталиным и собственноручно Жуковым же изложенной на бумаге директивы № 1 от 21 июня 1941 г. предупреждала о возможном внезапном нападении немцев. Такие действия Сталина объясняются очень просто:

— 19 июня 1941 г. ГРУ подготовило и направило высшему руководству СССР специальное сообщение «О признаках вероятного нападения Германии на СССР в ближайшее время»[104]. Нарком обороны С.К. Тимошенко и начальник ГШ Г.К. Жуков знали содержание этого сообщения, ибо без их визы и подписи спецсообщение такого характера и содержания не могло быть направлено Сталину[105].

20 июня 1941 г. ГРУ подготовило и направило высшему руководству СССР донесение «О признаках неизбежности нападения Германии на СССР в ближайшие дни»[106]. Нарком обороны С.К. Тимошенко и начальник ГШ Г.К. Жуков знали содержание этого сообщения, ибо без их визы и подписи спецсообщение такого характера и содержания не могло быть направлено Сталину.

Вечером 21 июня 1941 г. ГРУ подготовило и направило высшему руководству Советского Союза срочное донесение «О признаках нападения Германии на СССР в ночь с 21.06 на 22.06». В 20.00 21 июня 1941 г. оно было срочно доставлено в Кремль в двойном конверте, на котором было написано «Только адресату. Сотрудникам аппарата не вскрывать». Адресатами были И.В. Сталин, В.М. Молотов и С.К. Тимошенко[107]. Учитывая, что в это время Тимошенко и Жуков уже находились в Кремле у Сталина, этот документ не был ими завизирован из-за особой срочности. Там стояла подпись только самого Голикова.

* * *

Кстати говоря, обратите особое внимание на процитированные выше отрывки из мемуаров и высказываний Жукова и Василевского. Исходя из заложенного в них смысла, получается, что ни предвоенный начальник ГШ, ни Василевский, занимавший перед войной должность заместителя начальника Оперативного управления ГШ, то есть должность одного из руководителей главного «мозгового треста» Генерального штаба, даже и не ведали ни о какой иной информации, что есть абсолютная ложь. Потому что вся информация, о которой шла речь в этой главе, в обязательном порядке докладывалась также наркому обороны и начальнику ГШ напрямую. В опубликованной с опозданием на целых 38 лет статье «Советская военная разведка перед гитлеровским нашествием на СССР» Маршал Советского Союза Ф.И. Голиков отмечал: «Система донесений Главного разведывательного управления вышестоящим инстанциям установилась давно, задолго до моего назначения в ГРУ в [первой] половине июля 1940 года. Свои документы мы представляли, как правило, одновременно в Политбюро ЦК КПСС (И.В. Сталину и некоторым его членам), наркому обороны и начальнику Генерального штаба. Очень часто во все эти адреса мы представляли в срочном порядке копии шифровок из числа поступающих [к] нам с места, а иногда и копии целых докладов. Я не могу вспомнить ни одного случая, когда мы, представляя что-то И.В. Сталину, не представили того же наркому обороны и начальнику Генерального штаба. Бывать же лично у Сталина по вопросам разведки мне ни разу не приходилось. Ни разу не приглашали меня к нему вместе с собой ни нарком, ни нач [альник] Генштаба (чуть-чуть ошибся Голиков — с 1 января по 21 июня 41-го он был у Сталина всего один раз — 11 апреля. — А.М.) Должен подчеркнуть, что за весь период моей работы в ГРУ ни на один наш документ — ни на разведсводку, ни на шифровку, ни на доклад или спецдонесение мы не получили ни одного замечания ни из одной вышестоящей над ГРУ инстанции. Мои личные доклады наркому Тимошенко С.К. и начальнику Генерального штаба Жукову Г.К., на которые я по обыкновению брал много схем и карт, воспринимались ими всегда с вниманием и одобрением. Эти контакты могли быть еще лучше и глубже, если [бы] названные военные руководители хотя бы изредка меня к себе вызывали с докладами по их собственному почину»[108].

А через каналы обмена разведывательной информацией между НКВД/НКГБ и РУ ГШ регулярно происходило взаимное информирование. С 29 апреля 1941 г. действовала новая «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ, погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе» (хотя и до этого непрерывно действовал режим обмена информацией). Документ был подписан наркомом госбезопасности СССР В.Н. Меркуловым, заместителем наркома внутренних дел СССР (по пограничным войскам) И. Масленниковым, начальником РУ ГШ НКО Ф.И. Голиковым и начальником РУ НК ВМФ Н. Зуйковым. Один из важнейших пунктов инструкции гласил, что разведывательные органы НКО, НК ВМФ, НКВД и НКГБ как в Центре, так и на местах должны в целях наиболее полного и своевременного использования разведывательных материалов осуществлять взаимный обмен этими материалами[109]. Подобная практика существовал и ранее. Просто перед войной ее усилили.

Если еще вспомнить о другом, например, о том, что среди документов фонда Политического архива МИД ФРГ, в котором хранятся также и донесения, поступившие в мае — июне 1941 г. из Москвы в Берлин через германский разведцентр в Праге «Информационен-штелле III», а также по другим каналам, есть не вызывающее никаких сомнений у специалистов сообщение, из содержания которого видно, что, по данным германской разведки, Генеральный штаб РККА, то есть лично Жуков, считал — подчеркиваю, по состоянию на май 1941 г., — возможным удар Германии по трем направлениям: из Восточной Пруссии на Ленинград (полоса ответственности ПРИБОВО), из района Варшавы — через Брест, Минск и Смоленск (полоса ответственности ЗАПОВО) на Москву, из района Люблина (Южная Польша) и с территории Румынии (полоса ответственности КОВО и ОДВО) — на Киев[110].

Еще более поразительно то, что среди последних предвоенных разведывательных донесений агентуры германской разведки из Москвы есть сообщение о том, что «наиболее вероятным и опасным направлением возможного удара Германии по СССР в Кремле считают северо-западное — из Восточной Пруссии через Прибалтийские республики на Ленинград, что именно здесь, по мнению советского руководства, должны будут развернуться главные сражения германо-советской войны[111]. То есть, если обобщенно, наше высшее военное командование, по сути дела, всерьез прогнозировало 50 % сути основного замысла операции «Вариант Барбаросса», проще говоря, 50 % замысла основного удара вермахта левым крылом.

Хуже того. Даже высшее военное командование Третьего рейха, оказывается, действительно прекрасно знало об очень высокой степени осведомленности высшего советского командования о планах германского командования, что подтверждается немецкими документами. Так, 14 мая 1941 г. от агента «Старшина» резидентура