Шрифт:
Закладка:
Как отмечал Жан-Мари Карбасс, в южных областях Франции адюльтер рассматривался как тяжкое уголовное преступление уже в конце XII в. в отличие от северных регионов королевства, где светские власти начали уделять ему повышенное внимание лишь с конца XIV в.[234] Вероятно, примерно в то же время возникло и весьма специфическое наказание за супружескую измену. В документах, происходящих как из Тулузы[235], так и из Ажена, Периго, Эг-Морта, Сен-Бернара, Драгиньяна, Лурда и других городов Южной Франции, оно обычно именовалось «бегом» (course), а его суть заключалась в следующем[236].
Мужчина и женщина, признанные виновными в адюльтере, обязаны были пробежать через весь город по заранее установленному или определенному местным обычаем маршруту – чаще всего от одних ворот до других[237]. Впереди них двигался глашатай, трубивший в трубу и призывавший жителей насладиться зрелищем. (Илл. 9) Естественно, «бег», как и любое иное публичное наказание, проводился исключительно средь бела дня – non de nocte sed de die[238].
Для нас особенно важным представляется то обстоятельство, что очень часто подвергнутые такому наказанию любовники должны были бежать по улицам города голыми. Схваченные на месте преступления nudus cum nuda, они в точно таком же виде за свой проступок и расплачивались. Судя по документам, чаще всего оба были полностью обнажены[239]; иногда мужчине оставляли его брэ, а женщине – нижнюю рубашку[240]. При этом распутница должна была бежать впереди, держа в руках веревку, второй конец которой привязывали к гениталиям (per genitalia) ее любовника[241]. В некоторых случаях, насколько можно судить по рисунку из «Кутюм Тулузы», веревка бывала пропущена между ногами женщины, доставляя ей тем самым дополнительные мучения[242]. (Илл. 10)
«Бег» также мог сопровождаться публичным бичеванием, иногда – «до появления крови»[243].
Традиция наказывать виновных в адюльтере, выставляя их на всеобщее обозрение голыми, нашла свое отражение и в художественной литературе Средневековья. Так, в «Видении Туркиля» (1206 г.) описывалось посещение главным героем загробного мира, где он попадал на театральное представление, которое каждую субботнюю ночь давали для демонов в аду[244]. На сцене сменяли друг друга различные «актеры» – грешники, показывавшие, за какие именно проступки они оказались прокляты. В частности, прелюбодеи должны были совокупляться на глазах у собравшихся зрителей[245]. Та же тема обыгрывалась в многочисленных описаниях чудес, якобы произошедших с грешниками в церкви. Например, в «Поучении дочерям» рыцаря Жоффруа де Ла Тур Ландри (1372 г.) рассказывалась история некоего Перро Люара, который совокуплялся со своей любовницей прямо у алтаря. В наказание Господь полностью обездвижил обоих, и прихожане смогли увидеть их в весьма непристойном виде[246]. В той же позе и полностью обнаженными прелюбодеи изображались и претерпевающими муки в аду (Илл. 11).
Наказание «бегом» оставалось популярным в городах Южной Франции вплоть до периода раннего Нового времени[247]. В Тулузе его использовали не только в XIII в., но и в конце XIV в. и даже в начале XV в.[248] В XIV в. course упоминался в материалах судебной практики Драгиньяна, Периго, Руэрга, Фуа, Гурдона[249] и Фрежюса[250]. В конце XV в. он все еще применялся в Кордесе[251], а в конце XVI в., несмотря на ордонанс Людовика XI (1423–1483) от 1463 г.[252], наличие такого наказания фиксировалось в Арле[253]. И хотя Жан-Мари Карбасс настаивал на том, что в данном случае мы имеем дело исключительно с южнофранцузской практикой[254], исследование Сирила Понса показало, что точно так же course был популярен и в некоторых городах Северной Франции, например, в Труа, в Лионе и его окрестностях[255]. Более того, установления аббатства Клюни (1161–1172) свидетельствуют, что «бег» местные власти использовали уже в XII в.:
За адюльтер полагается следующее наказание. Чтобы прелюбодей и прелюбодейка пробежали бы голые из одного в другой конец города. Если же они исполнят это, их имущество и тела да пребудут в мире[256].
Указанием на использование «бега» в качестве наказания за адюльтер на севере Франции являлся и один из нравоучительных «примеров» Этьена де Бурбона, большую часть своей жизни проповедовавшего в родном Лионе, а также в Бургундии, Лотарингии, Савойе. Согласно его рассказу, некая замужняя женщина, вступив в преступную связь с местным банщиком, пригласила его к себе в отсутствие супруга. Однако тот, узнав о готовящемся свидании, внезапно вернулся домой и привел с собой «много других людей». Женщина спрятала любовника в печи, но муж велел ей зажечь огонь и «испечь пироги». Голый и обгоревший, банщик, естественно, выпрыгнул из своего убежища, был схвачен присутствующими и проведен по улицам города до главной площади, где подвергся бичеванию, сопровождавшемуся «насмешками и оскорблениями»[257].
О том, что course был хорошо знаком и жителям северных областей королевства, свидетельствовала также законотворческая деятельность французских монархов. Еще Жан де Жуанвиль писал о том, что Людовик Святой (1214–1270) сам ввел подобное наказание для рыцарей, посещавших публичные дома. И в данном случае прежде всего бросался в глаза его диффамационный характер:
И первым, о ком мы расскажем, был рыцарь, застигнутый в борделе, которому предложили выбрать [наказание], согласно местным обычаям. Выбор заключался в том, что проститутка провела бы его, одетого в одну рубашку и с привязанной к гениталиям веревкой, по всему военному [лагерю], либо же он терял [боевого] коня и доспехи и изгонялся бы из войска[258].
Наследники Людовика IX и их юристы также хорошо понимали смысл «бега», подтверждая его использование в различных городах королевскими письмами и ордонансами: в 1292 и 1362 гг. – для Вильнеф-лез-Авиньон, в 1357 г. – для Вильфранш-дю-Периго, в 1395 г. – для Монфокона, в 1396 г. – для Флёранса[259]. С точки зрения диффамационного эффекта, «бег» оказывался, вне всякого сомнения, значительно более серьезным наказанием, нежели смертная казнь[260]. Пробежка по городу в голом виде, в компании любовницы, под градом ударов вела к публичному осмеянию и унижению мужчины, к превращению его в преступника – и не только. Особый смысл, на мой взгляд, имело
